Сибирские огни, 2007, № 12

АНАТОЛИЙ ЕЛИНСКИЙ ДВА ДЕСЯТКА ПЯТАКОВ Впервые сравнили с классиком. И кто? Мама. Самый близкий, самый, как го­ ворится, родной человек. Как-то осенью: мимо ехал — не проехал. Встретила отчизна недружелюбно — кинулся под колеса и залаял каштановый дворовый пес. Стоят бараки в окружении рядов одинаковых гаражей. Насыпные завалинки. Стены из почерневшего щелястого бруса, на одном крупно мелом: «Лох». Ушедшие в землю стайки. Железобетонная коробка туалета, какие ставят в панель­ ках, сменила дощатый скворечник. Стершиеся ступени подъезда аккуратно закраше­ ны. И воздух в нем другой. Наличники. Наше окно. А в этом, соседнем, бараке мужик придумал и повесился — помню, как бегали смотреть. Здесь пошел в школу, сюда из роддома принесли брата Сережу. Курю у машины. На этой завалинке сидела тогда девочка в сандаликах и читала с выражением: «Лети, лети, лепесток! Через запад — на восток, через север, через юг, возвращайся — сделав круг!» Солнце горело начищенным блюдечком, полынь одуряющее пахла. И небо было синее-синее... МОЙ БРАТ СЕРЕЖА Мой брат Сережа гостил у тещи и на обратном пути с Ленинградской посетил нас. Вошел — и стало тесно в крохотной прихожей. Большой, шумный, добродушный, в легком возбуждении от продолжения бан­ кета, с темной бутылкой «Саперави». За ним молчаливая невестка Лена. Пузо у брата появилось. Низ красного пуловера солидно оттопырен. Он бьет себя по гулкой груди, басит, напрягая шею: — Я — пищевик! Мы пищевики... Нормалёк... Ха-ха... Я вам компенсирую... Не так я вас любил, как вы кричали... Все это время брат пищевика мелко суетится у дорогих гостей: помогает снять верхнюю одежду, несет синюю «аляску» Сережи и дубленку Лены в бывшую детс­ кую. Одежек на нем, как капустных листьев на кочерыжке, ибо «сибиряк это не тот, кто не мерзнет, а тот, кто тепло одевается!» Брат красен — теща принимала хорошо. Он смеется, говорит низким голосом, часто употребляя «нормалёк» и «ништяк». Эдакий пьяный Троекуров. В его языковую стихию, поток речевых излишеств, не­ возможно вставить реплику, лишь изредка мне удается пристроить модальное слово или междометие: — Да-да... Угу... Да уж ... Я робко пытаюсь поделиться наболевшим. Брат не слушает, перебивает, он самодостаточен, приблизясь к родному лицу, он вторгается на мою территорию. И я замолкаю. Говорит мама, доверчиво прильнув к младшему сыну и искательно глядя в т а за : — Болею... Давление... Магнитный день... Сережа строго смотрит на мать: — Магнитный день— выпить тянет, как магнитом... Мама, не расслышав: — Тоже давление? Таблеточку дать? На лице Сергея брезгливый ужас: — Клафелин? Амфитамин? Мне?.. И Толик пьет? Да, уходит поколение... Рань­ ше, кроме водки, лекарств не было... Ну, а ты-то что стоишь, хрен веревкин? Штопор неси! 36