Сибирские огни, 2007, № 12

опросами. Но теперь что-то изменилось. Я обрел в лице мамы мудрого советчика и помощника. И приезжал к ней часто. Она кормила меня, расспрашивала о житье- бытье. Мое сердце успокаивалось. Иногда я даже дремал среди дня, лежа на старой скрипучей софе. Мама, конечно, догадывалась о том, что у меня не все ладно. Но с вопросами не лезла, давая мне возможность выговориться самостоятельно. Обре­ тенная связь привела в порядок многие мои действия. Я практически перестал пить, зная, что мама тяжко переживает во время моих уходов в штопор. Я стал жалеть ее. Предлагал ей деньги. Она категорически отказывалась. Она была чистым и спокой­ ным человеком. И чувствовала порывы кошмарного урагана страха, злобы, отчая­ ния, который бушевал в моем сознании. Но помочь ничем не могла. Однажды я случайно увидел у нее на столе новенький молитвослов и едва не заплакал. Мама, никогда раньше не ходившая в церковь, стала молиться за мое спасение. И это было все, что она могла сделать для своего сына. Она любила меня и гордилась мной. Но никогда не говорила об этом прямо. «Внезапу Суд1я пршдегь и коегождо деяшя обнажаться...» Я панически метался в поисках партнера. Все отмеченные в ежедневнике кандидатуры не подходили по тем или иным причинам. Одни были откровенно слабы и нерасторопны. Другие, уцелевшие на войне, были чванливы и недоступны. Я терпел. Страх приучал меня к унижению перед внешними обстоятельствами. Он стал не насильником моей жизни, а самой жизнью. В короткие минуты просветления, когда я видел себя со стороны и не находил ничего опасного или угрожающего, страх ненадолго покидал меня. Но именно в этот момент я начинал беспомощно оглядываться по сторонам, будто по­ терял что-то важное, крайне необходимое. Страх стал опорным элементом жизни. Я уже не мог существовать без него. Возможно, это было неосознанным путем к спасению. Если я не смог сопротивляться страху, то пришлось подчиниться ему, стать его рабом. Так я спасал свою жизнь. Вернее, жизнь, как часть всего сущего на земле, спасала сама себя. Я встречал новые страхи с покорностью побежденного. Они естественным образом впадали в темный океан вечного страха и терялись в его бездне. Небеса постепенно чернели, наливались тяжелой ненавистью ко мне. Мами­ ны молитвы не могли избавить меня от неизбежного наказания, ибо я накопил такое количество несмываемых грехов, что без глубокого покаяния и обретения нового верного пути я был обречен на неизбежную гибель. И главным грехом был страх, моя жизнь, ставшая его обителью. Огромное, непроницаемо черное небо внезапно опустилось. Я видел сумас­ шедший водоворот гигантских облаков. Ослепляющая вспышка не испугала меня. Это было избавлением... Мобильник пропел свою песенку, когда я оплачивал счет за электроэнергию. Стоять в очереди было скучно. — Слушаю. — Я накрыла тебя! Мне все рассказали про твою квартиру. Все! Приезжай, будем разбираться! — Разбираться мы не будем. Я ухожу. Сейчас приеду и все объясню ... Дорогой замок входной двери смачно щелкнул («Тайзер». Индивидуальный за­ каз). Жена стояла посреди гостиной. Я присел на краешек стула, как посторонний человек. — Я ухожу. Мне надоело врать и унижать тебя. Такая жизнь не нужна ни тебе, ни мне. Дочь поймет. Я постараюсь ей объяснить. Она уже взрослая. Материально вы не пострадаете. Я буду выплачивать вам деньги на жизнь. На еду, одежду, поездки. Попрошу маму, чтобы она проследила за этим. Квартиру разменивать не буду. Забе­ ру только шмотки. Машину для тебя куплю в течение месяца. Все. — Ты уходишь к женщине? — Нет. — Будешь жить у мамы? — Нет. — А как же я? ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВ СТРАХ, КОТОРЫЙ МЕНЯ УБИЛ