Сибирские огни, 2007, № 12

Стонало, хрипело Ходынское поле, подготовленное для народных гуляний, где начали раздавать царские коронационные подарки. И опустело после поле, только ос­ тались там тысячи трупов, раненые, задавленные, еще еле движущиеся люди, стону­ щие; раздавались слабые выкрики с мольбой о помощи... «Стонут империи! — подумал Агван-хамбо. — Так не должно долго продол­ жаться!» > * * * В ветреный октябрьский день 1905 года во всю ширь Литейного проспекта Санкт-Петербурга двигалась колонна взбудораженных рабочих-демонстрантов. Они пели: «Вставай, поднимайся, рабочий народ!» Они остановились напротив двухэ­ тажного темного дома, где многие годы жил Константин Петрович Победоносцев, и стали выкрикивать в его адрес слова ненависти и злобы, хотя он уже ушел в отставку несколько дней тому назад в протест подписанного 17 октября царем А манифеста о даровании народу незыблемых основ гражданской свободы на нача- ч лах действительной неприкосновенности личности, свободы совести, слова, со- ' браний и союзов. Победоносцев сидел в огромном кабинете за большим письменным столом, заваленным книгами, и писал. На шум, проникший через окна снаружи, он отложил ручку и прислушался. «Анафема!» — блеснуло в голове. «Анафема!» — гремело во всех соборах России, предавая проклятию Льва Тол­ стого, отлучая его от христианской церкви. «Анафема!» — вонзилось в душу Победоносцева, прочитавшего роман Тол­ стого «Анна Каренина». Он увидел в образе Каренина... самого себя! И его жена была на двадцать два года моложе, как и Анна моложе Каренина... «Нельзя не признать с чувством некоторого страха, — вспомнил он свои же слова, — что в ежедневной печати скапливается какая-то роковая, таинственная, разлагающая сила, нависшая над человечеством...» Узнав, что в «Московском телеграфе» предстоит публикация философского трактата Льва Толстого «В чем моя вера», он тут же написал начальнику главного управления по делам печати Феоктистову: «Эти философские труды полоумного Л.Н. Толстого известно к чему клонятся. Посему не лишним почитаю обратить ваше внимание на означенное явление...» Труд был запрещен к изданию, опубли­ кован за границей. А в феврале 1887 года написал большое письмо царю о драме Толстого «Власть тьмы»: «События, изображенные в пьесе... согласуются со всей тенденцией новейших его произведений. Все действующие лица — скоты, живот­ ные, совершающие ужаснейшие преступления просто из животного инстинкта. Пьеса становится модною. Вся петербургская публика, от мала до велика, потянет­ ся в театр...» И царь послушался своего учителя: запретил постановку, хотя он присутствовал на чтении пьесы и дал согласие вывести ее на театральную сцену. «Жизнь наша стала до невероятности уродлива, безумна и лжива, — подумал Победоносцев под шум толпы под его окнами. — Оттого, что исчез всякий порядок, пропала всякая последовательность в нашем развитии, накопилась в нашем обществе необъятная масса лжи, проникшей во все отношения». И пришли к нему слова Федора Михайловича Достоевского о том, что всякая революция не стоит одной слезинки ребенка... И почувствовал с болью в сердце его отсутствие. «Мне очень чувствительна потеря его: у меня для него был отведен тихий час, в субботу, после всенощной, и он нередко ходил ко мне, и мы говорили долго и много за полночь, — подумал он. — В паршивом стаде нашей литературы — Достоевский был единственный. Влияние его на массы молодых людей было великое и благодетельное. В нем были крепкие основы веры, народности и любви к отечеству. Он говорил, что приходит ко мне дух лечить, ловить слова напутствия». Победоносцев начал складывать в кипу исписанные листы, взял ручку и на верх­ нем чистом листе вывел: «Новый Завет Господа нашего Иисуса Христа в новом рус­ ском переводе К.П. Победоносцева. Опыт к усовершенствованию перевода на рус­ ский язык священных книг Нового Завета». Это был очередной и последний труд пре­ старелого профессора. У его дома шумела толпа, крики становились свирепее, слова — злее. 147 АРДАН АНГАРХАЕВ фШ УЧИТЕЛЬ ДАЛАИ-ЛАМЫ