Сибирские огни, 2007, № 12

Гуансюй увидел, как, снося лачуги бедняков или на месте их, сожженных, ставят палатки иностранных солдат. Особенно явны были следы грабежа и отвержения святынь в императорских двор­ цах. Все, что представляло какую-либо ценность, отсутствовало. Повсюду валялись обломки фарфора, нефрита, мрамора, слоновой кости, бронзы, клочки шелковой мате­ ри — остатки святых и дорогих Гуансюю предметов. Гуансюй не мог понять, как Цыси среагировала на такой разор, всем было видно, как она, наспех отремонтировав свой дворец, занялась достройкой летнего, роскошно­ го дворца Ихэюань: на откопанные сокровища, которые закопали в землю перед бег­ ством. И стала она казнить своих сподвижников по требованию иностранцев. Казнь производилась приговором о самоубийстве, так удушился князь первой степени Чжу- ан, а начальник уголовного приказа Чжао Щуяо принял яд из рук жены, но он от него не испустил дух. Тогда губернатор повелел служителю дать ему опиум, даже тогда осуж­ денный нормально разговаривал, давал советы о своих похоронах. Решили отравить мышьяком — тот упал и заметался по полу, кричал и стонал; остался единственный способ: заткнуть рот и ноздри бумагой из коры тутового дерева, намоченной в вине ханши, которое не оставляет пор в бумаге. Губернатор провинции Шаньдун перед самоудушением написал прощальное письмо. «Чиновник умирает за своего властелина, — рождалось под его дрожащей кис­ тью. — Жены и наложницы умирают за своего господина. Кто может сказать, что это непристойно? Печально, что моя старая мать в возрасте 90 лет и маленькая дочь 7 лет останутся одинокими. Кто защитит старую женщину и нежную девочку? Как будет исполнена сыновья почтительность к родителю? Властелин повелевает, чиновник повинуется. Я убивал других; теперь пришел мой черед — убивают меня. Почему же я должен сожалеть по этому поводу? Только одно вызывает во мне стыд — я служил моему повелителю все эти годы и имел высокий ранг в трех провинциях, но заслуги мои были словно песчинка в пустыне или капля воды в океане. Увы! Я недостойно оплачивал императорскую щедрость». Хотя Гуансюю такое было давно знакомо, он всегда с омерзением вспоминал предсмертные строки человека, руки которого были в крови тысяч людей, исполни­ теля человеконенавистнических указов императора, нет не его, Гуансюя, а женщины, незаконно, против Неба, прибравшей к себе в когтистые лапы верховную власть в Поднебесной... Эта женщина не могла издать такого указа по отношению к нему, но она шла к этому иным образом: медленно вела его к смерти; она не ошибается, поэтому ему, Гуансюю, остается совсем немного дышать воздухом, смотреть на окружающий мир, на Небо и на это нарисованное астрономами Небо; на нем добавляют звезды святя­ щейся краской, которые должны изменить судьбу страны и родины и... его самого! Он сегодня узнал, что Цыси повелела найти кормилицу для двухлетнего Пу И, сына великого князя Чуня. Значит, готовится наследник трона! Значит, Цыси почувствовала свою скорую смерть! Значит, император Гуансюй должен умереть раньше, чем вдовствующая им­ ператрица! В противном случае, император Гуансюй возвращается на истинный трон! Трон должен занять другой, человек крови Цыси! Жена великого князя является дочерью Жун Jly, фаворита Цыси. Цыси объявит наследником трона Пу И, ссылаясь на то, что великий князь Чунь — сын младшего брата императора Сяньфэна, и что Жун Лу спас маньчжурскую импе­ рию во время восстания ихэтуаней, отказавшись от штурма посольского квартала. Гуансюй знает, что дело не в императоре, не в судьбе династии Цин... А все просто: дочь Жун Лу — истинная его дочь, но не рожденная его законной женой, а любовницей — вдовствующей императрицей Цыси. Цыси провозгласит наследником трона своего внука... ... Небо перед Гуансюем стало вращаться не так, как на самом деле, а в проти­ воположную сторону! Далай-лама сидел рядом с императором Гуансюем. Чуть в стороне — на своем троне восседала вдовствующая императрица Цыси. Агвану хамбо предоставили честь, отведя ему место близко к трону императора. Бросая взгляд в сторону Цыси, на желтом шелковом одеянии которой красова­ лись иероглифы долголетия «шоу», Агван-хамбо убеждался еще и еще в ценности 141 АРДАН АНГАРХАЕВ Ъ&Щ УЧИТЕЛЬ ДАЛАЙ-ЛАМЫ