Сибирские огни, 2007, № 12

сти от вашей дочери, императора и нашей империи. Она беременна, если родится сын, император Гуансюй должен отречься. А Верховный императорский совет не должен отменить своего решения. Если это даже случится, то ни в коем случае сын вашей дочери не должен стать императором. Покойный император болел нехоро­ шей заразной болезнью, а болезнь наследственна. Тогда что будет с ним, с Алутэ и с нашей империей! Ты должен это понять! Ты должен найти выход из этого положе­ ния! Только ты! Цыси ткнула в сторону его рукой, пальцы на которой имели длинные-предлин- ные ногти, знак знатности и власти, они, показалось, вонзились в сердце Чун И. И вынужден был он пролепетать обещание подумать об этом. Тут ввели в императрицыны покои Алутэ. Цыси повторила то, что сказала ее отцу. — Династия выше всего, — сказала властно и с прикрытой угрозой. — Жизнь одного человека ничто по сравнению с благополучием империи. Закончить жизнь во имя династии и благополучия империи случай священный. Представитель импе­ раторской фамилии имеет жизнь на земле и на небе. Жизнь на небе лучше, чем жизнь на земле. Она божественна и благородна. Она принесет счастье и богатство оставшимся на земле! ... Алутэ с замиранием сердца ждала, что же скажет отец. Они сидели в ее покоях на полу за низеньким столиком, на котором стояли маленькие расписные фарфоро­ вые чашки с чаем, посредине — редкой работы, с причудливыми узорами по бокам и крышечке, дорогой кувшинчик. Отец долго молчал и сказал что-то вроде того, что она должна соединиться в мире ином с духом покойного императора — до Алутэ доносились слова его как через громкие звуки гонга и барабанов, неясно и непонятно, должно быть кровь ударила в голову и ужасно, смертельно пульсировала. ... Алуте отказалась от еды, думая найти голодную смерть, но смерть не шла, и она приняла большую дозу ртути — долго и мучительно умирала, и казалось ей, что над ней трубят тысячи труб и грохочут барабаны... ... Действительно во дворце неистовствовали барабаны и гонги по велению Цыси — это она приучала маленького императора Гуансюя к сильному шуму, ведь он по понятным причинам приходил в такой страх от грохота грома и всякого звука за стенами дворца, дрожал, что можно было подумать — у него разорвется сердце. Вообще, Гуансюй рос худеньким, болезненным, капризным, неуравновешен­ ным мальчиком. * * * «Сколько грехов! — опять почувствовал холод Агван-хамбо. — А Цыси считает себя земным воплощением богини Гуаньинь, покровительницы матерей и детей, спасительницы от страданий и несчастий, богини милосердия! Это большой грех! Бог — самозванец! Грех, грех! Не грех им преклоняться перед тем, кто причисляет себя к земному воплощению бога, обманывая людей, проявляя кощунство по отно­ шению к богам?!» Перед хамбо встают картины сновидений, он закрывает глаза, стараясь отогнать их, но тщетно. «Не уехать ли отсюда, прочь от всего этого, от дворца, где угнездилось зло, от царствующих особ, на руках которых человеческая кровь? — просачивается в голо­ ву цанид-хамбо. — Должен быть иной путь разрешения наших узлов несчастий и страданий! И от страданий человек не может освободиться...» «Ради веры живых существ и родины своей...» — раздаются слова Далай-ламы из только что увиденного сна. «Родины своей! — повторил мысленно Агван-хамбо, — ради веры, живых су­ ществ и родины своей нужно идти на благодеяния. В чем же будут выражаться благо­ деяния?!» И тут он весь превратился в слух, даже затаил дыхание. Он понял, что кто-то крадется к дверям. Не было еще малейшего шороха, но он понял, что кто-то идет в его сторону... Кто-то раздвинул тяжелый ковровый дверной полог и проскользнул бесшумно в сумрак комнаты. Агван-хамбо весь напрягся — этот человек вовсе не из стражи, при­ ставленной к Далай-ламе и его свите! АРДАН АНГАРХАЕВ УЧИТЕЛЬ ДАЛАЙ-ЛАМЫ