Сибирские огни, 2007, № 12
пустым его троном, второй — ритуал челобитья перед вдовствующей императри цей Цыси, а по буддийским канонам, мужчина, тем более Далай-лама, не должен преклоняться пред женщиной. А самая первая неувязка произошла в день приезда Далай-ламы в Пекин. На железнодорожной станции Баодинфу, недалеко от Пекина, для встречи выс шего иерарха ламаизма были построены нарядные павильоны из соломенных цино вок, разрисованных цветами и драконами, а вход, окна и карнизы украсили жгутами из красной, желтой и зеленой материи, цветами. В большом павильоне, куда он пожаловал, его встречали знатные пекинские ламы во главе со своим первосвящен ством, по рангу равным с ургинским хутухта Джибдзун — Дамба. Они прочитали священный церемониальный текст, прославляющий буддийские божества и самого Далай-ламу — вместе с ними и гости, и сам Далай-лама. Получи лось величаво и трогательно. Агван-хамбо испытывал огромное, благостное чувство, такого давно не было: в этом он ощутил единство Китая и Маньчжурии, Бурятии и Калмыкии, Тибета и Монголии. Перед ним возникали Лхаса и Урга, Петербург и Па риж, Лондон и Вена. Они совершали молебен в Пекине, в городе, построенном по принципу Мандалы, что и сохраняется со времен основателя чингисида Хубилая. Ламы молились за благоденствие на земле, за всех живых существ, за спасение души, улучшение кармы людей, за обновление жизни... Далай-лама благословил всех присутствующих. Когда Далай-лама вышел из па вильона, его ждал блестящий желтый императорский паланкин. Далай-лама не по шел в сторону его и, не двигаясь с места, что-то сказал стоявшему рядом первому министру (это был Агван-хамбо), чем привел в замешательство китайских церемо ниймейстеров, отвечавших за его следование до дворцов, подготовленных для пре бывания в период визита. Старший церемониймейстер подошел к первому министру. Потом они переговаривались — долго, для такого момента — и церемониймейстер, подозвав младшего, дал какое-то указание. Все непонимающе смотрели на это, не слыша их тихий разговор. Слуги подвели Далай-ламе высокого белого коня, пляшущего на тонких, точе ных ногах, с подвязанными разноцветными лентами гривой и хвостом. К удивлению всех Далай-лама легко вскочил в седло, ловко схватив в руку пово дья и натянув их, поднял голову коня, сразу почуявшего на спине опытного всадни ка; слугам пришлось отстраниться. Впереди шли музыканты китайские и тибетские с ламаистскими ритуальными инструментами, а во главе процессии — императорская гвардия — войска желтого знамени, телохранители, вооруженные алебардами, мечами, луками и стрелами, они же шли и по бокам; сзади следовали чиновники и солдаты. А впереди самого Далай-ламы несли предназначенный ему пустой паланкин, который несли двадцать четыре носильщика. Агван-хамбо знал, что иногда в особо торжественных случаях число носильщиков императорского паланкина доходит до тридцати шести. «Значит, Его Святейшеству Далай-ламе оказали очень высокий при ем, — думал Агван-хамбо. — Его ставят наравне с самим императором!» Тут же его стало тревожить: что же означает отказ Далай-ламы от паланкина и въезд в столицу императора верхом на коне? Что, живой Будда должен быть иным, чем император — сын Неба? Небо и Земля — это ощутимые человеком сущности, а Мир богов — непостижим? А кто до конца осознал суть Неба и Земли? Небо и Земля разве не являются видимой оболочкой Мира богов? Разве Небо и Земля и Мир богов — это не проявление всего сущего? Или же Великий учитель показывает, что Небо, сыном которого является император этой страны, — это не то Небо, име ющее божественную космическую суть?! Агвана-хамбо несли, как и других высших лам и сановников, в паланкине. От мыслей, приходящих и уходящих как волны пенистого потока, цанид-хамбо стало как-то не по себе: начало казаться, что носильщики идут не в ногу и не в меру его раскачивают... «Высокий учитель, живой бог, земное воплощение Арья-балы не должен ехать как мы, в паланкине, хотя ему дали императорский!» — подумал Агван-хамбо, успока ивая себя. ...Через циновку-стену просачивался лунный свет, от него ли, вообще от ночной свежести ли в комнате чувствовалась прохлада. «Его святейшество Далай-лама не должен совершать поклонение перед пустым троном императора!» — как звук длинной трубы, ухэр буреэ, прозвучало в его голове. «Сын Неба и живой Будда не могут находиться в одном месте, — заявил главный церемониймейстер. — Это будет дурным предзнаменованием!»
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2