Сибирские огни, 2007, № 12

о центрально-азиатских ханах и эмирах, пашах и шахах, не могут отрицать принад- -н лежность к монгольской крови! , Г] Г Лавр Георгиевич с восточной учтивостью прослушал слова высокопоставлен- < ного француза. Ч — В вас течет благородная кровь, — говорил Палеолог. — Иначе вы не получили бы дипломы самых высоких рангов: в Омском Кадетском корпусе, Михайловском ^ артиллерийском училище, Николаевской академии Генерального штаба, вы буду- < щий царь, император небывалый как Ваш предок Чингисхан! ... Лавр Георгиевич чувствовал, что арест царствующей семьи Романовых — не лучший выход из создавшегося положения в России, но он никак не мог отмахнуться Щ от своей миссии — спасение России, вне которой он не мыслил свою жизнь и духов- ^ ные устремления. ^ Он не питал злобу против Романовых и против этой женщины, мужественно ^ встретившей его в своем дворце — первый раз она встречала как властительница, на этот раз как невольная невольница... Ему было хорошо известно, как относились к России его предки по матери; они fly вынуждены были принять сначала протекторат или суверенитет российских намес­ тников, но в душе оставались независимыми, фактически так и было, д Лавр Георгиевич, знаток многих языков, религий и культур, понюхавший поро- W ха, и в душе которого курился дым азиатских родных очагов, проливший немало ^ своей и чужой крови — он в одном был непоколебимым: творится то, чего невоз- можно стало избежать ни личности, ни обществу, а он тоже невольный участник и этого мирового действия; только ему надо быть честным перед собой и Отечеством, ^ которому нельзя изменить... Александра Федоровна не могла освободиться от чувства ненависти, доходяще- * го до брезгливости: перед нею стоял один из изменников престолу и своей присяге, который не может противиться противоестественному и богопротивному действию <; отречения от Богом данной Власти! А в ночь отречения Николай II записал в дневнике: «Вечером из Петрограда прибыли Гучков и Шульгин, с которыми переговорил и передал им подписанный и переделанный манифест. В час ночи уехал из Пскова с тяжелым чувством пережито­ го. Кругом измена и трусость и обман!» После ухода генерала Корнилова Александра Федоровна повернулась к своим — в гостиной в эту минуту кроме детей были дворцовые приближенные — и тихо произнесла: — Мы все должны подчиниться судьбе. Генерала Корнилова я знала раньше. Он рыцарь, и я спокойна теперь за детей. Это лучше, чем если бы кто-нибудь из новых министров пришел и объявил об аресте! — Участники этой невольной встречи в гостиной царскосельского дворца были обречены, — сказал Булат Борисович. — Арестовавший царскую семью генерал погиб раньше, чем эта женщина и невинные дети, с тем же георгиевским крестом, с которым соседствовал красный бант февральской революции. Он погиб от больше­ вистского снаряда под Екатеринодаром на Кубани. Ныне Краснодаром. А до этого он пошел против Красного банта, февральского... Главнокомандующим Петроград­ ского военного округа он понял, что революция пошла по гибельному пути. Фев­ раль ликвидировал монархию, но разделил общество на непримиримых врагов. Пет­ роградский совет рабочих и солдатских депутатов во главе с меньшевиком Чхеидзе лишил власти главнокомандующего над Петроградским гарнизоном, а эту прерога­ тиву оставил за собой. Корнилов написал военному министру генералу Беляеву рапорт о переводе его в действующую армию. А Беляев сам уходил с поста, при­ шлось рассматривать рапорт его преемнику, нашему знакомому, Гучкову. — Вообще, многие деятели того времени не только нам хорошо знакомы, а они меж собой судьбой своей тесно связаны, — произнес я. — Интересные есть паралле­ ли!.. Например, Корнилов и Ленин по рождению одногодки. Корнилов хотел ото­ брать власть у Временного правительства, стать диктатором России. А вместо него потом появилась ленинская диктатура. — Они и потомки ойрат-монголов, — улыбнулся Булат Борисович. — Есть вер­ сия, что у Ленина не только бабушка была калмычкой... Монгольское вливание в его родословную состоялось еще раньше. Не будем гадать и утверждать... Но я читал в одной монгольской газете убедительное исследование. И Михаил Штейн в журнале 108