Сибирские огни, 2007, № 12

щил ему: «Я решил им дать ответственное министерство... Я берег не самодержав­ ную власть, а Россию. Я не убежден, что перемена формы правления даст спокой­ ствие и счастье народу...» Рузский переговорил по прямому проводу с Родзянко. А тот отвечал: «Очевидно, что его Величество и Вы не отдаете себе отчета в том, что здесь происходит, настала одна из страшнейших революций, побороть которую будет не так легко... Время упущено и возврата нет». Михаил Родзянко требовал отречения царя в пользу на­ следника. Николаю Рузскому царем дано было указание узнать мнение всех главнокоманду­ ющих фронтами. Они высказались за отречение ради спасения России и успешного продолжения войны. «Я уверен, что не русский народ, никогда не касавшийся царя своего, а разбой­ ная кучка людей, именуемая Государственной Думой, предательски воспользова­ лась удобной минутой для своих преступных целей, — телеграфировал генерал Вла­ димир Сахаров с Румынского фронта. — Переходя к логике разума и учтя создавшу­ юся безвыходность положения, я, непоколебимо верный подданный Его Величества, рыдая, вынужден сказать, что, пожалуй, наиболее безболезненным выходом для стра­ ны и для сохранения возможности биться с внешним врагом является решение пой­ ти навстречу уже высказанным условиям». Неожиданно для Николая II в таком же духе высказался великий князь Николай Николаевич. Царь никогда не думал, что генералы, «поставленные» им во главе армии, и депутаты им же разрешенной Думы так единодушно выступят против него. ... Стояло тягостное молчание в царском поезде. Сидел один император, остальные присутствующие генералы стояли и смотре­ ли на него; перед ним на столе лежали расшифрованные листки телеграмм. — Если я помеха счастью России, — глуховатым голосом произнес царь, — <; меня все стоящие ныне во главе ее общественных сил просят оставить трон, то я готов это сделать, готов даже не только царство, но и жизнь отдать за родину... Но я не знаю, хочет ли этого вся Россия! — Николай II еще минуты две сидел молча, опустив голову. Затем он медленно встал и сказал: — Я решился. Я отказываюсь от престола... При этом он перекрестился. Перекрестились и присутствующие. Генералы вышли, и остался только его лейб-хирург профессор Сергей Федоров, ибо царь пристально стал всматриваться в его лицо. — Я приказываю Вам, — решительно произнес Николай, — отвечать мне от­ кровенно. Допускаете ли вы, что Алексей может вылечиться? — Нет, Ваше Величество, — ответил профессор. — Его болезнь неизлечима. — Императрица давно так думает, — сказал царь, помолчав. — Я еще сомне­ вался... Уже если Бог так решил, я не расстанусь со своим бедным ребенком! Николай тяжело встал, подошел к окну вагона. День стоял морозный и солнечный. Но на душе у царя было темно, отврати­ тельно плохо. Он не замечал того, что было там, за окном. Поезд стоял на даль­ нем тупике, вокруг сновала охрана и пешая и конная, которая для него не суще­ ствовала. Перед глазами возникал образ любимого сына Алексея, то появляясь, то исче­ зая, какая-то мимолетная череда, при которой покалывало и сжимало сердце... ... Наследник лежит в детской. Из носа безостановочно идет кровь. Врачи ничего не могут поделать. Вот и Григорий Ефимович Распутин, старец незабвенный, осеня­ ет мальчика крестным знамением, гладит по голове. «Ничего серьезного нет, — го­ ворит старец. — Беспокоиться нечего!» Поворачивается и уходит. Кровотечение прекратилось... ... У Алексея невыносимо болит ухо, он плачет. По телефону старец ему гово­ рит: «Ты что, Алешенька, полуночничаешь. Болит? Болит? Ничего не болит! Иди сейчас, ложись. Ушко не болит, говорю тебе! Слышишь, спи»! Мальчик через пят­ надцать минут уже спит... ... Старец говорит: «У наследника будет долгое и счастливое царствование!» ... Мальчик пьет какой-то настой, морщится. «Надо выпить, — говорит тибетс­ кий лекарь Петр Бадмаев, нареченный сын деда его Александра II, он был крестным отцом при принятии им православия. — Только это лекарство победит болезнь». Становится на душе у Николая II легче, ибо он верил в силу бурятских лам-лекарей с далекого 1895 года... 104