Сибирские огни, 2007, № 10

* * * ю.к. .. .что же встретится мне в переулках сухих, допотопных? То ли скрученный лист, недоправленный мой черновик, то ли друг-истопник, сочиняющий свой пятистопник, нечто вроде «я памятник так себе и не воздвиг»? Что услышится мне? Вероятно, эолова арфа (как напыщенно! Попросту— мартовский ветер в щелях деревянных заборов насвистывает от азарта и свободы). ИМолоха перебивает Аллах— в четверть голоса. Давнее время. Еще им не скликать свои рати, твердя: «стала жизнь веселей», и суля беспроцентный заем безымянным героям электронных торгов, гор чеченских, ливанских полей... Хорошо. Обветшалым мехам не поможет заплатка, да и рожь на булыжнике не прорастает. Итак: декаденты мои, как вам было печально и сладко до войны! Как сквозь благоуханный табак рассуждалось о вечном, о царстве Любви и Софии! Не смешно. Я ведь тоже успел позабыть, идиот, что чернеют весною снега, что на каждой стихии человек— сами знаете, кто, и куда, ослепленный, бредет. * * * Устал, и сердце меньше мечется. Еще и крокус не пророс, еще морковным соком лечится весенний авитаминоз, но стоит в предрассветной панике вообразить грядущий год, где дуцка квантовой механики над белокаменной плывет— легко работать на свободе ей, охватывая наугад опустошающей мелодией кинотеатр и детский сад, игорный дом, и дом терпимости, музей, таверну и собор — знать, наступило время вымести отживший мир, постылый сор— и жалко, жалко той скамеечки с подстеленной газетой «Труд», где мы, целуясь неумеючи, печалились, что не берут ни в космонавты, ни в поэты нас, и, обнимаясь без затей, играли в мартовскую преданность нехитрой юности своей — пальто на вате, щука в заводи, льняная ткань, простейший крой— лишь позабытый звездоплаватель кружит над темною землей.