Сибирские огни, 2007, № 10

рыбалки и насмешка над собой. Вся эта кар­ тинка подкрепляется обихоженной речью, в которой автор не грешит местными словечка­ ми, намекающими то ли на узость мысли, то ли на попытку измерить своё превосходство читательским недоумением. Здесь хорошо и понятно это местное «топнет последний плеск шиверы» вместотонет. Да и «шивера» ясна, ну, хоть через Даля— долгий речной перекат. Хо­ роша старинная «снедь», вместо еда или надо­ евший уже псевдонародный «харч». А вот и Длинный плёс меняет род и превращается в Длинное плесо. Это последнее особенно здо­ рово. Это возможность и сила языка, который мы давно уже прикусили. «Чувство большой рыбы» — рассказ об азарте, который больше разочарования. Круглый камень, зацепленный крючком, вызвал то же чувство, что и крупная рыба. Рыбак обманывает рыбу блесной, а приро­ да — подсовывает вместо рыбы камень. «Этюд в багрово-красных тонах» — ди­ намичная, живая история о рыбалке с плота. Здесь и рыба, и люди, и даже река Лена — равны. Все они— существа жизни и лица при­ роды: «И тут таймень всплыл в двух метрах сбоку от плота. Он, видимо, не раз уходил от береговых рыбаков, а сейчас был ошарашен: с плота его, похоже, ещё не ловили». И даль­ ше: «Таймень потянул ровно на 12 кило на кантарике». Так ведь и рассказов двенадцать. И автор не поехал на Лену, а слышал только от братьев об этой рыбалке. И только об этом, а не о другом, будто другого и не было. Вот и сам пересказывает. А чтобы не было только рыбацкого рассказа, разбавляет другими. И всё вместе — большая рыба. Хитро запря­ тал он этот рассказ третьим по счёту. Так эти три первых очерка задают, вро­ де бы, ритм. Но потом он сбивается, как ме­ няется он и в жизни. Во сне, на бегу и в люб­ ви мы и дышим по-разному. Четыре следующих — просто окошки в природу. «Зайчишкины усишки», «Купание волчонка», «Не трещи, трещотка!», «Как со­ кол Тишка летать учился» — четыре кадра, в которых «засняты» животные, где человек, по существу, наблюдатель. И все они здесь — та удивительная радость, которую даёт только жизнь. Это и есть нравственность — смотри и любуйся — не пугай и не губи. А можешь — помоги. Но чем дальше, тем сильнее рассказы чередуются, автор всё более, и в конце со­ вершенно, переходит к людям. Это уже и не очерки, а полноценные рассказы. Эти уже не с ладошку. Да и человек, всё же, не рыба. Последний — «Братья Ларины» — о людях. О братьях, которые разошлись. Поче­ му разошлись? Потому что талантливы оба, но в разном? Или потому, что один поразво­ ротистей умеет прожить? Или о музыке? О волейболе? А может и вовсе о братьях Ла­ риных, в противовес однофамилицам сёст­ рам? Тоже ведь разные были? Не знаю. Это каждый прочтёт и поймёт для себя. Вот их — двенадцать тайменей — рыб, которые вместе тянут очень ощутимо. И в то же время тайменьи здесь и осколки времени — «тайм». Живые движения времени. Жи­ вая жизнь. Движения, из которых в природе рождается человек. Один хороший, другой — не очень. Конечно, Александр Астапов не Акса­ ков, не Пришвин и не Паустовский. Но у него есть свой почерк, в котором видно опытную руку, наблюдательность, свежесть взгляда. Можно указать и на недоделки, но как- то не очень охота. Пусть уж будет как есть. И если есть формула, которая определяет сте­ пень таланта, то у А. Астапова есть редкое сочетание, то, что можно назвать гармони­ ей между мерой таланта и культурой пись­ ма. А это и есть главный признак хорошей литературы. НЕСКОЛЬКО СВЕТЛЫХИСТОРИЙ Свинцов В. Мои собаки. Барнаул, 2007. Литература меняется. На смену одно­ му направлению приходит другое: роман­ тизм сменяется реализмом, реализм — мо­ дернизмом... И в этом видится не столько усложнение человека, сколько то, что чело­ вечество будто исписалось. Кажется, не ос­ талось слов для простых вещей — для себя, для мира вокруг. И чем дальше, тем всё боль­ ше пыжатся авторы, заменяя суть словесны­ ми ухищрениями. Но, несмотря ни на что, с возрастом и опытом почти каждый читатель приходит к простоте — стиля, взгляда, пред­ метов описания. Поэтому и тянутся руки к классике, где говорится о детстве, о мечтах, о путешествиях. Среди того, о чём хочется про­ читать вновь, и книги о животных. Но их так мало, что не всякая национальная литерату­ ра может похвалиться и десятком авторов. А уж всемирная известность остаётся только нескольким.