Сибирские огни, 2007, № 10

нение с тщетностью «воспитать в себе ги­ ганта, наблюдая в собственной душе пиг­ мея»? Такой он, герой романа, равновеликий и равнонизкий. От секса в гостинице до Ге­ деля и Ницше его часто отделяет не более страницы текста. Или только одно «семя» фрагмента, потраченное на любовь или фи­ лософскую мысль. От обоих никогда не ро­ дятся ни дети, ни теории. Герой просто жи­ вет — и это тоже «семя» его быстротекущей жизни. Ибо есть в романе еще одна версия, еще один сюжет, может быть, главный, не для читателей-«попугайчиков». Это смерть жены, которая для героя стоит целого рома­ на. Лишь к финалу мы узнаем, что имели дело с «мертвым» героем, пока еще мерт­ вым. Так его аттестовал явившийся во сне Серафим Саровский в ответ на его вопрос, увидится ли он на том свете с женой. Следо­ вательно, веселье, с которым имел дело чи­ татель в этом романе, было загробным, по­ тусторонним. В мире относительных, легко перевора­ чиваемых истин и антиномий «мертвый» — синоним «живого». Любые определения с любыми знаками здесь хороши, ибо запол­ няют хоть чем-то пустой мир. Ибо главный грех, порок, изъян — пустота. Слово, ключе­ вое для А. Кирилина. Все его герои, от ран­ них рассказов до поздних повестей, делают все, чтобы избежать ее. Люди с пустыми гла­ зами, как фабричные девушки-швейки, «осе­ меняемые» на ходу мастером цеха, душами и мыслями, как продажные деятели из ин­ формагентства «Свободное слово» и корруп­ ционеры, берущие так много, что их трудно посадить, — по-настоящему мертвы и пус­ ты, потому что «застойны». Такой жутью пу­ стоты веет от «Театральной сказки» поздне­ го А. Кирилина, где писатель пытается в жан­ ре притчи-аллегории показать жизнь, твор­ чество и любовь людей вне живой жизни. То, что могло бы случиться с кирилинскими Ива­ нами или хоккеистомФоминым, Найденовым или Логиновым, окажись они в условном пространстве кукольного театра. Там, где нет жизни — обыденности быта и политики, га­ зетных новостей и философии, криминала и гостиничной любви, города и Алтая. Исто­ рия любовного треугольника с участием «ак­ тера, которыйживет под тумбочкой», «актри­ сы с улицы» и режиссера, который хотел ожи­ вить куклу, а не человека, — остается всего лишь театром. Блоковским «балаганчиком», где вместо настоящего неба — картонное, а вместо крови течет клюквенный сок. «Моцарт выше мудрости!» — повторяет под занавес герой, словно явившийся из сим- волистско-дореволюционного бытия. И зас­ тавляет нас ответить: «Найденов выше акте­ ра, который живет под тумбочкой!», а жизнь всегда «выше» условности. Что писатель из Барнаула, отметивший недавно свое шести­ десятилетие, доказал всем своим интересным и ярким творчеством. 12 Заказ № 892