Сибирские огни, 2007, № 10

Владимир ЯРАНЦЕВ РОДНЯ И РОДИНА АНАТОЛИЯ КИРИЛИНА Сдержанная человечность и ничем не сдерживаемая любовь — к землякам и сель­ чанам, родным и близким, людям искусства и спорта, и особенно к женщинам, — вот главное в творчестве Анатолия Кирилина, сибирского прозаика, живущего в Барнауле. Для него нет малых тем и ничтожных людей: он знает, что не может их быть на такой оду­ хотворенной земле. Отсюда у писателя такой интерес, порой преувеличенный, к людям не­ выдающимся, тихим, почти безмолвным. Особенно заметно это в первых расска­ зах А. Кирилина, похожих на попытки от­ крыть в своих героях что-то подлинное, очи­ стить от тины их заболоченное зевающей скукой существование, угадать порыв, от­ крыть дверь в лучшее, праздничное. Дело почти безнадежное. Ибо эпоха, в которую они живут, сама была похожа на болото, от­ чего и заслуженно получила название «зас­ той». Такими внешне «застойными», мало­ мощными выглядят герои первой книги А. Кирилина «Помаши мне из окна» (Барнаул, 1984). Это Сашка-рыжий, похожий на «бес­ таланного коверного в огромном цирке» (рассказ «Рыжий Сашка в вечернем освеще­ нии»), и кинооператор Соловьев, неудачник, у которого при всем старании выходит на пленке какая-то «тугая жвачка» («Ледоход»), и Арслан, художник-оформитель фабрично­ го клуба, живущий в атмосфере «всеобще­ го безразличия» («В тот день светило солн­ це»). Герои писателя как будто бы быстро сда­ ются перед вязкой непроходимостью бытия, но приговор они себе еще не утвердили. Все зависит от силы, интенсивности, качества другого начала — природного, ве­ дающего жизненными силами, темперамен­ том, готовностью к сопротивлению среде, внешней и внутренней. Бессознательное, оно молча (вот почему герои писателя так неразговорчивы) противостоит осознанно­ му — уверенности в своей бездарности и бесполезности. И лишь временами оно ста­ новится очевидным. В странном, смешном или героическом поступке — все равно. Ран­ нему А. Кирилину и не нужно это различать: ему важно показать сам факт сопротивле­ ния, вялого, как менталитет советского бюд­ жетника. Или как тот же неудачник Соловь­ ев, который должен снять начало ледохода и которому достаточно «снять» его в вообра­ жении. Или «постоянно опаздывающий» в жизни Иван Николаевич из рассказа «Пре­ людия для левой руки»: вопреки насмешкам, он учился на баяниста, а стал в итоге «двор­ ником с дирижерской палочкой», чья жизнь — «прелюдия, за которой не последует хо­ рал». Автор неуверен, надо ли помогать сво­ им героям, и потому отпускает их на волю — ладить или бороться с собой или судьбой. Вот почему его рассказы и повести из первых книг «Помаши мне из окна» и «Под небом апреля» (М., 1988) как будто не завер­ шены. Будто его герои обязательно найдут тот единственный выход, который ведет из бо­ лота прямо в сад лучшей жизни. Это «чувство выхода», необходимости одоления «застоя», очевидно во многих рассказах А. Кирилина. Так, герой рассказа «Иванов круг» «ездил по белу свету, учился уму-разуму, добрался до самого океана и, наконец, вернулся домой». Для того чтобы замкнуть в круг свою жизнь, до этого тянувшуюся бессмысленной лини­ ей. Этим «кругом» оказался садовый участок родителей матери, на котором Иван хочет поселиться, остановив холостой бег своей жизни. Инстинкт крови и почвы тут совпа­ дает со стремлением вычертить новую гео­ метриюжизни. Но когда мечта сбылась, Иван