Сибирские огни, 2007, № 10

«Бойцы», а в новом— 1884 г. открылись пуб­ ликацией второго романа писателя «Горное гнездо». Один за другим в разных журналах обеих столиц («Дело», «Русская мысль», «Вестник Европы») появляются его расска­ зы «Авва», «Жилка», «На Шихане», «Золо­ тая ночь», «Емеля-охотник», пьеса «Золото­ промышленники» и др. Из уже появивших­ ся в печати произведений писатель собира­ ет и издает двухтомные циклы сначала «Уральских рассказов», позднее «Сибирских рассказов». В Екатеринбургский период уральско-сибирская эпопея Д. Мамина-Си­ биряка пополнилась романами «Дикое сча­ стье» (1884) и «Три конца» (1890). Не заметить появление нового писатель­ ского имени было невозможно. С его произ­ ведениями вошел в русскую литературу до­ толе малоизвестный, а по существу богатей­ ший, можно сказать, неисчерпаемый пласт региональной жизни, окраинной российской действительности, далекой провинции, глу­ бинного захолустья. Литература обогатилась новыми темами, героями, человеческими характерами, новыми житейскими ситуаци­ ями и конфликтами, картинами величествен­ ной сибирской природы. Писателя отличали острая наблюдательность, живое чувство времени, собственное видение жизни, уме­ ние передать ее местный колорит, яркая, не­ заемная образность. В 1890 г., проезжая Каму по пути к острову Сахалин, Чехов отмечал: «На пароходе библиотека, и я видел, как еду­ щий с нами прокурор читал мои «В сумер­ ках», больше всех нравится в здешних краях Мамин-Сибиряк, описывающий Урал. О нем говорят больше, чем о Толстом». И позднее, в 1895 г., после выхода в свет романа «Хлеб», Чехов снова тепло отзовется о Мамине-Си- биряке и как о человеке, и как писателе: «...Мамин-Сибиряк очень симпатичный малый и прекрасный писатель. Хвалят его последний роман «Хлеб» (в «Русской мыс­ ли»)... У него есть положительно прекрас­ ные вещи, а народ в его наиболее удачных рассказах изображается нисколько не хуже, чем в «Хозяине и работнике». По-видимому феномен появления си­ бирского писателя в общерусской литерату­ ре как-то по-особенному «зацепил» Чехова, потому что он и далее обращается к попыт­ кам осмыслить его место в современном литературном процессе: «Там, на Урале, — размышляет он в беседе с И. Потапенко, — должно быть, все такие: сколько быих не тол­ кли в ступе, а они — все зерно, а не мука. Когда, читая его книги, попадаешь в обще­ ство этих крепышей — сильных, цепких, ус­ тойчивых, черноземных людей, — как-то ве­ селее становится. ВСибири я встречал таких, но чтобы изображать их, надо, должно быть, родиться и вырасти среди них. Тоже и язык... У нас народничают, да все больше понаслыш­ ке. Слова или выдуманные, или чужие. Я знаю одного писателя-народника — так он, когда пишет, усердно роется у Даля и в Островском и набирает оттуда подходящих «народных» слов... А у Мамина-Сибиряка слова настоя­ щие...»8 Не могла не привлечь одного писателя к другому внутренняя общность их жизнен­ ных позиций, глубокое духовное родство, проявившееся в неприятии всякого рода спа­ сительных рецептов общественной «пере­ стройки», в том числе того пресловутого «хождения в народ», разные формы которо­ го исповедовала российская интеллигенция и которое сродни было грубой вульгариза­ ции понятий «равенство и справедливость»- ибо исходило из готовности не служить куль­ турно-духовному возвышению народа, а, наоборот, из жертвенно-сострадательной готовности опуститься до уровня его темно­ ты, невежества, непросвещенности. Совре­ менное литературоведение, отдавшее щед­ рую дань методологии сравнительно-сопо­ ставительного анализа многих произведений русской классики, пока не обратило внима­ ния на поразительную идейно-образную близость и мотивно-сюжетную перекличку, например, повестей Д. Мамина-Сибиряка «Все мы хлеб едим» (1882) и Чехова «Моя жизнь» (1896), где мотив опрощения как спо­ соб служения народным интересам выявля­ ется в сложном спектре оценок, далеких от однозначного одобрения. Учитель, представ­ ляющий в повести Д. Мамина-Сибиряка тип «упрощавшегося человека», оставляет у рас­ сказчика естественное чувство сомнения: «Все это хорошо... но интересно, как вы дош­ ли до мысли, что остается только землю па­ хать». И хотя уже не принято ссылаться на ав­ торитет Ленина, но с точностью его оценки, данной творчеству Д. Мамина-Сибиряка, не поспорить и сегодня: Ленин с исчерпываю­ щей полнотой охарактеризовал специфичес­ ки неповторимый характер его проблемати­ ки, отметив, что «в произведениях этого пи­ сателя выступает особый быт Урала, близ­ кий к дореформенному, с бесправием, тем­ нотой и приниженностью привязанного к заводам населения, с «добросовестным ре­ 8 Цит. по: Стариков В. Д.Н. Мамин-Сибиряк. Краткий биографический очерк. Собр. соч. в 6 т. Т. 1. М., 1980. — С. 26.