Сибирские огни, 2007, № 10
БОРИС ЗИМИН НА ЗЕМЛЕ ОБЕТОВАННОЙ ЧЕРНЫЙЧЕЛОВЕК Старенький лифт раскачивался, дребезжал, и казалось, вот-вот обрушится к чертям и само допотопное (точнее, домандатное) строение, приютившее русскую редакцию. Наконец зловещее устройство остановилось, издав звонкий «кляцк», и из его жерла выпал Бертик. 1. Бертик На самом деле его звали не так. Сорок лет назад в далекой Москве папа-музыко- вед (специалист по Шуману) и мама-филолог (шотландский диалект английского языка, исследователь Бернса) единодушно наименовали сына Робертом. Но потом как-то само собой повелось: «Бертик» да «Бертик»... Сперва он сердился на этакое снисходительное усекновение, а потом привык. Позже, уже живя в Израиле, даже стал подписывать так некоторые статьи. К журналистике Бертик пришел как-то нечаянно. Так уж вышло, что ни на что другое он не оказался годен. Будучи натурой непоседливой, успел поучиться в шес ти разных вузах, однако не только не получил диплом, но даже не продвинулся ни в одном из них дальше второго курса. Кемтолько ни побывал Бертик за годы студенче ства: и филологом, и физиком твердого тела, и народным хозяйством занимался один семестр, и японский язык изучал. И даже пытался поступать на режиссерский факультет ГЙТИСа, но его туда не приняли. С таким багажом разносторонних, беспорядочных и не очень глубоких знаний путь ему был только один— и Роберт оказался на журфаке. До диплома опять же не дотянул, зато продержался дольше, чем где-либо: почти четыре семестра. Так он стал журналистом. Перо его было легким. Подобно большинству своих коллег, он знал по чуть-чуть обо всем и ничего толком. Со стороны это напоминало эрудированность. Не хватало только усидчивости. Прекратив, наконец, учиться и чудом не угодив в армию, Бертик принялся «ис кать себя». Он болтался по каким-то романтическим северным стройкам, ездил в партии с бородатыми геологами, боролся за выживание в тайге, пел под гитару у костра. Потом вдруг «всплыл» в Ленинграде, где, не имея прописки, работал в мно готиражке. Почти год без особой пользы провел в Риге. Здесь у него был бешеный роман с одной известной актрисой. В конце революционных восьмидесятых умуд рился напечатать несколько довольно острых статей в «Комсомольской правде». Его заметили, им заинтересовались. Появилась возможность сделать карьеру, но... опять помешал этот проклятый зуд записного бродяги, ловко прикинувшийся на сей раз зовом крови, пробужденным, так сказать, «еврейским самосознанием». И Бертик очутился в Стране Предков... — Этот паскудный лифт когда-нибудь таки хлобыстнется, — проворчал он, вы ходя из ветхого здания. — Пак! — пикнула сигнализация, и его машина подмигнула фарами. Своим автомобилем Бертик тайно гордился. Пусть ссуда, пусть долги... зато «хонда»! — Тымоя прелесть... — обратился он к ней. — Ну что, как поедем? Через город? Нет, не стоит. По трассе быстрее. И, продолжая тихонько бормотать себе под нос, он слился с вечерним потоком машин. В Израиле несколько лет ушло на самопознание и борьбу с антисемитизмом. Внутри себя. Если в Союзе Бертик гордился своим еврейством и втайне чуть снис ходительно относился к чужакам, то здесь он неожиданно возненавидел своих. Да так, что несколько знакомых разорвали с ним всяческие отношения, заклеймив его черносотенцем и погромщиком. Лишь со временем углы сгладились. Свои оказались не так уж и плохи, однако на этой нигилистической волне Бертик успел сочинить несколько обличительных статей, принесших ему имидж «борца за правду». (Вынужденный скрывать истин ную причину своего раздражения, он обратил весь гнев на язвы общества). Его снова заметили; каждую неделю он публиковал правдоборческий опус, парочку раз выступил по телевидению. Однажды его даже узнали на улице. Дальше дело . 1 (■ не пошло.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2