Сибирские огни, 2006, № 6

АЛЕКСАНДР КОЗИН ПОСЛЕДНИЙ ПАРОХОД Еле идущую, захлебывающуюся плачем девушку повели под руки к столикам. Без нее Слава растерялся. Он оглушено бродил меж рядами лежащих тел и не мог выбраться. Ему казалось, что это какой-то бесконечный лабиринт, и, чтобы выйти из него, надо умереть и лечь вместе с ними. Со страшным, утробным— сквозь зубы— воем опустился на колени возле трупа женщины Славин сосед по номеру. Тормо­ шил ее. Тряс. Звал... Кричал что-то ей в лицо и в кишащее орущими чайками серое небо. С тонким, режущим криком бросилась на корточки женщина в тесной, не по размеру, цветастой пижаме. И Слава впервые в жизни увидел, как рвут на себе воло­ сы. Он стоял, качался, и сердце беспорядочно выстукивало в висках: «А что же я? А почему я?..» На лицо выползла бессмысленная, судорожная улыбка, во рту стало горько. Он почувствовал, как его берут под руку и ведут. К столикам. — Ну, как вы? Можете продолжать? — со вздохом спросила его женщина-врач, дав ему понюхать нашатыря. — Вы, пожалуйста, держитесь... Простите, но если вы не поможете... — А? М-м... Да... Сейчас, — промычал он, пытаясь остановить плывущее вра­ щение ее лица. — Да-да, понимаю... Где еще? — Там, в вагонах... Вас проводят. Вдохнув еще из едкой склянки и скривясь, Слава медленно поднялся. Удобнее, наверно, было бы встать на четвереньки и ползти — это уже не казалось ни стран­ ным, ни зазорным, — но дружинник предупредительно вел его под руку и придер­ живал у пояса. Вот и ступеньки приставной железной лестнички. Дружинник под­ нялся по ним, повернул рукоятки, тяжеленная дверь рефрижератора подалась и с грузной солидностью отъехала в сторону. Из темного, чуть подсвеченного тусклы­ ми лампами проема пахнуло ледяным холодом. И еще чем-то. Неуловимым. Необъяс­ нимым. Легким— и страшным. Разглядев там, в глубине, стеллажи и лежащие на них бесформенные предметы— именно предметы, тела в них не угадывались — Щед­ ров понял, что просто не сможет туда войти. Не сможет даже подняться по этим проклятым рифленым ступеням. Наступил предел. Тот самый, за которым смерть или безумие. Он подал дружиннику неопределенный жест и медленно опустился на узкую холодную ступеньку, обхватив голову, которая— он чувствовал — прямо под руками распадалась на куски. И вдруг... Это еще что?! Его как будто бы окликнули по имени. Громко, но далеко. Вот... Уже и галлюцинации. И голос-то знакомый вроде... — Слава! Славка! Живой... Живой! Раздались подбегающие шаги, и над ним склонился кто-то высокий, с лысой шарообразной головой в тяжелых очках. — Сергей Сергеич...— жалобно протянул Слава.— Сергей Сергеич, дорогой... Видишь... Видишь, что делается-то... И проливные слезы хлынули из него, как из крана. —- Славка, Славка, жив... А мы-то... Мы с ног сбились... Жив! Жив... — и Марина, бледная, перепуганная, зареванная, бросилась перед ним на колени, обни­ мая и целуя. — Марина... Маринка... Сергей Сергеич... — бормотал сквозь сплошную слез­ ную пелену Слава. — Я же забыл про вас... Ни разу не вспомнил... А вы... И вдруг осекся, приподнялся и зачастил горячечной скороговоркой, жадно ловя воздух: — Сергей Сергеич... Марина... Кольки нет нигде... Вы... вы Кольку моего не... — но договорить он не смог. Все поплыло, потемнело и рухнуло... Тянулась — и не думала кончаться душная, бредовая, тягучая ночь. Впрочем, ночь была или день — Слава не знал. То темнело, то светлело перед его безумными, бешеными глазами, метались какие-то силуэты, метался и извивался всем телом он сам, не то вырываясь из неведомых пут, не то безнадежно сражаясь со смертоносны­ ми морскими волнами. Выплывали из удушливой мути знакомые и незнакомые лица, слышались успокаивающие голоса — и все перемешивалось, путалось, обрыва­ лось. И опускалась снова над ним та — вполне реальная — новороссийская ночь с крупными звездами, повисал леденящий крик и гвалт, уходил на дно, валясь набок, «Нахимов», а Слава, избиваемый нещадными волнами, плыл из последних сил. Но 72