Сибирские огни, 2006, № 6
— Точно! — поддержали его. —Когда нужно, вас нет... Атут—долг! Ловкие... — Как вам не стыдно! Довели страну, одни катастрофы! Молчали бы про долг-то! — Это ж родные наши!Неужели мы... Привыкли нас за дураков держать!Эх вы, коммунисты... Распорядитель, пылая лицом, выдержал паузу, поднял руку и заговорил. Уже другим голосом. Твердым. Без тени заискивания. — Товарищи! Дорогие мои! Не горячитесь. Да, я партийный. И вины с себя не снимаю. Да, не уберегли. Простите нас, если сможете. И поверьте, мне сейчас очень больно и стыдно. Да и партийность моя не сегодня-завтра кончится. Как и долж ность, наверное. И поделом. Так что ничем я от вас не отличаюсь. А насчет долга... Вы правы. Дрянная привычка,—и он, сжав прыгающие губы, снова твердо взглянул на стоящего напротив мужчину. Тот смутился и отступил. — И еще, — чуть успоко ившись, продолжил он. — Мы все понимаем. Такой беды Новороссийск не знал с самой войны. И мы, — лицо его дернулось, — простите, мы ничего уже не попра вим. Но мы все для вас сделаем. Поверьте... Не слову коммуниста, так хоть слезам моим поверьте... —резко вздохнув на всхлипе, он прикрыл ладоньюглаза и, неуклю же взмахнув портфелем, выбежал на улицу. Люди удивленно загомонили. Чуть ошарашен был и Слава: никогда еще не слы шал он от таких людей ничего, кроме дубовой официалыцины. — От души сказал. И то спасибо... — И слезы-то настоящие... Проняло, видать! — Слезы... Наши бы слезы кто подсчитал... Обязательно надо беде случиться, чтоб у них в головах хоть что-то прояснело. — Прояснеету них, какже! Вон, Чернобыль-то грохнул... И что? Треп один! Так и с нами... Поболтают— и забудут, увидите! — Да разве от него что зависит? Но говорили это пять-шесть наиболее возбужденныхмужчин. Остальные пону ро разошлись по углам. Плакать. Горевать. Сживаться с неумолимой, беспощадной бедой. И тихий плач снова мокро зашелестел в убогом гостиничном холле. — Товарищи! — раздалось от дверей. — Автобус пришел... Кто может, кто в силах... Пожалуйста! — голос распорядителя чуть подрагивал, глазабыли предатель ски красны. И растерянное, убитое выражение этих глаз роднило его с измученны ми, придавленными страшной бедой «нахимовцами». На улице было свежо. Злой ночной ветер стих, но от вчерашней палящей жары не осталось и следа. Человек пятнадцать добровольцев забрались в гремящий и под вывающий львовский автобус, и в сопровождении милицейской машины с мигал кой он покатил в порт. Пассажиры, устало скрючившись, покачивались на сиденьях, в их глазах на темных от смытого мазута лицах застыла отчаянная решимость, в тонкие бледные черточки стянулись плотно сжатые, закушенные губы. Рядом со Славой, у окошка, сидела одна из трех девушек, которые плакали в холле у стены. Глаза ее теперь были сухими и сосредоточенными, и недавние слезы выдавала лишь прозрачная припухлость истонченного страданиями лица. — А вы зачем поехали? — хриплым шепотом заговорил с ней Слава. — Это ж совсем не для вас... Мог бы и помолчать. Это, пожалуй, было бы и разумнее, и тактичнее. Но уста лость и депрессия вытеснялись потихонькудотошной любознательностью. Хотелось всех выслушать, во все вникнуть. Ведь неспроста же он уцелел. Значит, так было надо. Жизнь возвращалась к нему. Медленно, нехотя, сквозь слабость и отупение. — Там... девчонки наши остались. Людей вытаскивать бросились... А он взял и утонул. Тут же... Я опомниться не успела— и уже в море... Мы концерт давали. Для шахтеров. На палубе, на корме. Русалок изображали. Вот тебе и русалки... — она вздохнула и покачала низко опущенной головой. — Вы... артисты, что ли? — Нет, бортпроводницы. Смена не наша была. Вот и развлекали людей. Это и спасло... Как были в одних купальниках, так и ухнули в море. Купальники-то мазутом разъело, нас вытащили... в чем мать родила, так еще же потом мурыжили! Узнали, 69 АЛЕКСАНДР КОЗИН ПОСЛЕДНИЙ ПАРОХОД
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2