Сибирские огни, 2006, № 6

— Вот, отцы, такие южные дела... Былау меня Элка из супермаркета... Телеса... Икак зажмет тебя, угар... Жарища, дым, бороду самому себе охота выдрать... сосок с фигу. Да... была и Нина из бассейна... привыкаешь к дуре... завтракал знатно. И лежишь так, скулишь, а ее такса проклятая к тебе подойдет, носом в бок тычется, и ревмя ревешь. — Никиш, про северо-восточные дела расскажи,—прошу я; он все свои амур­ ные истории разделяет по сторонам света, и мне сейчас хочется послушать северо- восточные, они красочнее, романтики в них больше. — Запросто, — соглашается Никифор. — Гребаный газопровод строим, тран­ шея длиннющая. Ночью хорошего портвейна, да и в кабину к ней лезешь, на небо глядь, а там звезда вовсю голубеет— громадная, мятая... вокруг стекла... Терпение на пределе, автобусы не ходят... Ксюха припрет черники в туеске... чуть в сторону свернешь— и по шею в эти байкалы ухнешь... Ан не дождетесь, един час. Сандрыч идет впереди, и я замечаю, что он нервничает: натужно покашливает, время от времени шибает клюкой сухой придорожный борщевик. Я догадываюсь, что это он немного завидует умению Никифора так складно рассказывать... Корм­ чий— он же не из гранита, может, как и все, поддаться дурости и безволию... Хоро­ шо Никифор говорит. Коротко, путано, но все равно хорошо. — Вон, смотрите! — Сандрыч останавливается и тычет клюкой в темноту, в поле. Мы сворачиваем с дороги, идем выяснять, что это. Оказалось— неподалеку из земли торчит ржавый, погнутый железный лист. — Хм, раньше, кажется, не было здесь металлолома. Кормчий достает фонарик, включает, и мы видим на находке едва различимую отдавности надпись желтой масляной краской: «ДМБ-74». — Вот это да! — восхищается Никифор. — Сильно. До мурашек пробирает. — Ничего удивительного, — говорю я. — Обычное дело. А мурашки у тебя от холода. Никифор ссутулился надлистом, трогает надпись. Влуче фонарика светится его длинная растрепанная борода. — Бережем батарейку,—Сандрыч выключает фонарик. —Шагоммаршдальше. Возвращаемся на дорогу, преодолеваем небольшой подъем. Отсюда, с пригор­ ка, видны огни ПГТ. Они мерцают вдалеке, мне видится в них очертание огненной козы, и я не хочу к этим огням... Через неделю моя очередь идти туда, в поселок городского типа, продавать на шоссе наши поделки—берестяные короба, мочалки, матрешек... Никифор стоит рядом, хлюпает носом. — Замерз? — спрашиваю его. — Отстань,— он тоже смотрит вдаль, задумался. Потом тихо говорит: —Мне, отцы, нынче приснились фиолетовые стихи, большие такие буквы, яркие: «Повесь на сук свою косуху, / Поставь под елку сапоги, / В преодоленьи злой непрухи / Ты сомневаться не моги». К чему бы это, как думаете? — Давайте спросим у Тоши, он молодой, — предлагаю я. — Вот еще. Что тебе непонятно?— удивляется Сандрыч. —Сленью и страстя­ ми надо бороться, тогдаи будет вам пруха, то есть венецтруда,— голос его становит­ ся тверже, наставительнее. —Косуха же— это мирская погибель. Значит— не всуе мы уединились. Минутыдве молчим. Слышно, как в поле ветер шуршит сниклой от ночных замо­ розковтравой. Сандрыч, чтоб мы не отвлекались от своих пустыней, продолжает: — Балбес ты, Никифор, и пимы у тебя дырявые, который год не снимая носишь. Галоши, что ли, к ним присобачь. Не так зябко будет... Искуситель, тоже мне... Пойдемте, братья. На обратном пути Никифор опять начинает рассказывать. Уже не про баб, а о том, как когда-то работал в большом городе на снегоуборочной машине. Я слушаю его и размышляю: везде Никифор был, премного сведущ в прелестях и бесприютности, а я, Тоша и даже Сандрыч отродясь со своих печей, как говорится, не слезали. Тогда почему не Никифор командует братией? Непонятно. Однако оное 31 ОЛЕГ ЗОБЕРН НА ПРОСТОРАХ РОДИНЫ