Сибирские огни, 2006, № 6

По вагону ходили местные старухи, продавали пирожки, вяленую рыбу, семеч­ ки. Эшелон стоял часа три. И опять, когда прояснялось, изредка мелькали деревни, полустанки с черными цистернами и бурыми дощатыми вагонами на запасных путях. Казалось, товарные сцепки эти никому не нужны и давно забыты там, в глухомани. Саша заметил на какой-то станции старый паровоз— мертвую громадину в заметеленном тупике. Люцик с новой бутылкой ушел к своим. Саша играл с ребятами в карты, рыжая заснула, прижавшись к нему. Метельная завеса снаружи стала сине-серой от сумерек. Рыжая сопела, вздрагивала. Саша гладил ее по голове, по жестким курчавым волосам. Послышалось пьяное бормотание с верхней полки: — В одно рыло бабу обхаживает... сука. Кто-то включил радиоприемник, поймал китайскую волну. Посмеялись над мяуканьемдиктора. Танкист запел под гитару солдатскую песню, фальшиво, но слу­ шали все. Проснулась рыжая, чмокнула Сашу в щеку, шепнула: — Идем в тамбур. Выбрались из накуренного отсека. В холодном тамбуре Саша долго целовал ее сухими, жаркими губами. Рыжая запрокинула голову, подставляя под поцелуи крепкую шею, и хохотала. Стал разде­ вать бабу. — Отвали,— спохватилась она,— холодно здесь любиться. «Господи, сколько же у нее мужиков было?»— подумал Саша и спросил: — Верка, ты работаешь где? — Ага, с полгода, в больнице, за шизанутыми смотрю. Только там почти не платят. На поесть не всегда хватает. Нравится просто работа, и дурики меня любят, ждут, когда на смену заступлю. Один даже влюбился в меня, стихи писал. Саша закашлялся. Чтоб не больно было, зажал рот ладонью. — Тебе на холоде стоять нельзя, — сказала рыжая. — Ничего, нормально... Саша то и дело закрывал сломанную межвагонную дверь, оттуда грохотало и тянуло морозом. Обняв рыжую, он рассказывал ей о своем доме, о грядущей после- армейской жизни. Она слушала, часто смеялась и, когда Саша опять закашлялся, предложила: — Пойдем к тебе, матросик... Лось с Люциком сидели внизу, беседовали о чем-то тихо, чтоб Вову не разбу­ дить. — Шурик, да ты, я вижу, с мадамой? — удивился Лось. — Сам ты мадам, а я Верка, — ответила рыжая. — С другими девками будешь так говорить... Погоди, Саша, за вещами схожу. Она принесла кроличью шубку и сумку. — Матросики отпускать не хотели, езжай, говорят, лучше с нами. — Лезь ко мне, вон туда, — сказал ей Саша. Рыжая забралась наверх. Саша присел на край Вовиной полки, напротив Люци- ка и Лося. Ввагоне погасло освещение, желтели только несколькихтусклыхламп в проходе. Люцик сделал на всех бутербродов из остатков хлеба и сосисок. Водка кончи­ лась. Снаружи—темень, ни огонька. Снег лепит в стекло. — Если выпрыгнуть сейчас из вагона, когда поезд сбавит ход, то все, конец. Замерзнешь, — сказал Люцик. — Да уж, — согласился Лось. — От последней станции часов пять едем... Я слышал, несколько лет назад где-то здесь одного матроса по пьяни в окно выбросили. —Хватит брехать, — испугалась рыжая. — Не вру, вот вам крест, — Лось медленно перекрестился. — За что его так?— спросил Саша. — Не знаю. Кстати, говорят, если много пить по дороге домой и ночью долго глядеть в окно, белого матроса увидишь. Он стоит на насыпи и белой бескозыркой поезду машет. 27 ОЛЕГ ЗОБЕРН НА ПРОСТОРАХ РОДИНЫ