Сибирские огни, 2006, № 6
же учительского кошелька со 150 советски ми рублями? Зачем тогда весь роман (?), если в итоге безнадежность? Ответ парадоксален, как и вся книга: от гадка «Terra Обдории» в ее вечной загадоч ности, подкрепленной изображением неве домого птицеобразного идола (тамга, тобук, бог?) на обложке книги. Не зря же вместо «Земля Обдория» значится «Тегга» (не оче редную же «Землю Санникова» писал В. Дворцов!), традиционно рифмующуюся в нашем сознании с латинским же «Incognita». Если даже на земле, лишенной коренных жителей, их главного божества Зо лотой Бабы и царственной щуки, загажен ной алчными нефтяниками и плакатной, дог матической идеологией появляются такие, как братья Тороповы, то жизнь продолжает ся, миф длится. Уже в самом делении братьев на «вои на» и «монаха» (вспомним роман в стихах В. Берязева «Могота») -— заложено стрем ление запечатлеть коренную черту русско- сибирского двуединого характера: доблесть и кротость, отвага и доброта. Можно спо рить, насколько схематично и насколько ху дожественно тонко, деликатно воплощена эта идея в романе. Главное, что сам автор непо бедим идеологически. Но читатель не может не заметить многочисленные стилистичес кие огрехи вроде «в шкафу на плечиках си неют одинаковые костюмы» или «сложней шая пирамида лесов венчается крупными хищниками». Не может не споткнуться на неуклюжей образности вроде «В морося щей сизости непроснувшейся сибирской природы их пионерско-комсомольская ко лонна буйно пенилась беспечной бравадой Ивана-царевича, сжигающего постылую ля гушачью шкурку едва ли закончившейся зимы». Почешет затылок он и отметив бро сающийся в глаза вещный и цифровой пе дантизм автора: количество числительных на стр. 153, например, зашкаливает за десяток: «четырехместные палатки», «два длинных, в четыре весла, баркаса», «люди, разделивши еся на две группы, растягивали... шестидеся тиметровый невод», «крыл семиэтажными матами», «привез... два литра», «спрессова лись семнадцать... третий день небритых му жиков», «четырьмя горлышками блестела... томская «столичная», «поиграть с шестиме сячным бригадирным лайчонком». Можно найти достаточно аргументов за то, что книга не очень удачно «срежиссиро вана», сыра, даже наивна (особенно в своей «мифологической» части). Но нельзя отри цать главного — темперамента патриота-си- биряка, сибиреведа и сибирелюба. Сам В. Дворцов ведь из этой «Обдории» родом (см. биографию). Он будто бы и разделил себя на Олега и Алексея только ради сюжетной и историко-этнографической остроты. Мы ценим эту жертву писателя и исследователя, создавшего такую «бисерно»-сложную ми фологию в своей загадочной книги. С таким интригующим латино-остяцко-русским на званием. Владимир ЯРАНЦЕВ
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2