Сибирские огни, 2006, № 6

вого экземпляра, выуженного почти что це­ ной жизни рыбаков, размеры: «два метра два сантиметра и весом сорок шесть килограм­ мов». Однажды избранный алгоритм пове­ ствования, закодированный как минимум на два текста и два дискурса, порождает цеп­ ную реакцию дальнейшего деления. Сюжет «Terra Обдории», перевалив за свою сере­ дину, дробится на микросюжеты, ветвится придаточными руслами вставных историй, рассказов, баек, как беллетристических, так и исторических. Ход авторской мысли здесь подобен ходу клюнувшей на вкусную кры­ су щуки: никто не знает, куда ее поведет даль­ ше, лишь бы не быть пойманной. А далее нам предстоит читать следующее: подроб­ ный разбор темы «Великая река Обь», как всегда со всех возможных точек зрения, от лингвистической («Обь» происходит от иран­ ского «аб» — «вода», «большая вода») до анималистической (главный обитатель при­ обской тайги — медведь мог, согласно угор­ ской легенде, меняться местами с главным небожителем Нум-Торумом). Едва перева­ рив эту интересную информацию, надо го­ товиться к цепочке вставных новелл: о рас­ праве колчаковцев над семьей таежного партизана, об оборотнях -— черных собаке и кошке, между которыми вклинена истори­ ография бисерного вышивания на Руси. Как бы сложны и непредсказуемы ни были пути авторского повествования, оно по-прежнему держит в фокусе обоих Торо- повых. Их судьбе можно только позавидо­ вать: старший Олег уверенно идет по стезе будущего военного, офицера, патриота. Он не просто в гуще событий, он всегда пер­ вый, всегда герой, будь то охота на Золотую Бабу или щуку или подростковая любовь к Вике. Автор и тут щедр на внелитератур- ные аналогии и мифологические «подсвет­ ки» своего мужественного героя. Делает он это, однако, столь же по-военному прямо­ линейно и неделикатно, пропагандистски- плакатно. Тем же приемом внезапного вклинива­ ния нехудожественного ингредиента в худо­ жественный В. Дворцов дает стенограмму вдохновенной лекции учительницы словес­ ности о Павке Корчагине, чей жизненный закон: «Общественное выше личного» и ко­ торый должен передать эстафету мужества поколению 70-х. Еще более кондово выгля­ дит другая «лекция» — отца Вики, кадрово­ го офицера, который так и говорит Олегу, поступающему в военно-политическое учи­ лище: «По моим представлениям, ты обла­ даешь необходимыми данными партработ­ ника». Менее одиозен очередной историко­ познавательный «блок» романа, посвящен­ ный теме «боевого духа». Читатель теперь весь этот кладезь знаний по мифологии вол­ ка (не забыты скандинавский берсерк и древ­ нерусский князь Игорь), угорско-остяцких «князь-богатырей» («ханты брали Рим») и даже гусар («гусар — Huszar — хазар?») просто обязан учитывать, формируя в сво­ ем сознании образ другого «князя», Олега Торопова. Но не выходит ли этот образ чересчур мозаичным, шитым бисером, согласно рус­ скому искусству укладывания нитей «парал­ лельно нитям основы так, что (они) стано­ вятся практически неразличимыми»? Не так ли параллельно идут в книге два главных те­ чения — архаично-мифологическое и зас- тойно-советское? Что касается последнего, то читатель с дозволения автора просто ку­ пается в советском быте, его узнаваемых де­ талях: песни (от «Коммунистической брига­ ды» до «Эти глаза напротив»), фильмы («Афоня». «Фанфан-тюльпан» и др.), сим­ волика (флаги и лозунги Первомая, галстуки и значки пионерии и комсомолии), ментали­ тет (безотчетный коллективизм, книжный оптимизм, навязываемое бескорыстие). Вся логика этого «двухпартийного» («партия» мифа и «партия» советской героической дей­ ствительности) сюжетосложения указывает на явную попытку сведения автором парал­ лелей, накладывания «бисера» советской жизни на «нити» первоосновы вечно живо­ го сибирского мифа. И есть большие сомне­ ния, что это выглядит естественно, нерукот­ ворно. Ближе к такой нерукотворности образ младшего Алексея. Сделав очевидной раз­ ность братьев по темпераментам — «завод­ ной характер» Олега и «тихоня» Алеша (Ка­ рамазов?) — В. Дворцов тем самым подго­ товил основу для их функционального раз­ личия. Если Олег воин, то Алеша — монах, то есть шаман, учитывая сибирскую специ­ фику образа. Это не значит, что он должен соответствовать некоему житийному персо­ нажу богомольца и страстотерпца. В пест­ ром бисере прозы писателя могут встречать­ ся эпизоды, достойные Олега: мужественное противостояние собаке-оборотню или почти уголовное «Козел ты!», брошенное в адрес секретаря райкома комсомола. Но то, что миссия Алексея более важ­ ная, более «сибирская», говорит покрови­ тельство реально-мифического остяка Коль- кета. Улетая в небытие «на лебяжьей спине», он буквально жалеет своего преемника, ос­ тающегося на голой разоренной земле. И есть за что: «русские кровь земли качают... и к вечеру весь мир умрет...рыба пропадет... реки под землей потекут... звери под землю уйдут, люди одни останутся, люди и духи». Но зачем тогда Алексей спасен от смерти чудодейственным Колькетом, зачем был им же посвящен в шаманы, защищен от черной собаки и даже от тяжких обвинений в покра­ 182