Сибирские огни, 2006, № 6

странство изображено беспредельно про­ стирающимся «до самых звезд» —• подобно не имеющей границ эпопее; и человек пред­ ставлен познающим, подобно эпическому герою, онтологические категории добра и зла. Эпопейное миросозерцание, как утвер­ ждает Г. Гачев, есть мышление о бытии в самом крупном плане, по самому большо­ му счету, через самые коренные ценности; и таковым, как правило, предстает внима­ тельному взгляду исследователя и читателя мировосприятие Заболоцкого. Однако еще одной характерной чертой, манифестирую­ щей специфику эпического элемента его поэтики, является ее сонорическое начало (от лат. sonorus — звонкий, звучный, шумный), определяющее предельную громкость и му­ зыкальность звука, слова, стиха в его мифо­ поэтическом, логосно освоенном простран­ стве. Так, «Ночной сад», пишет Г. Филиппов в одной из статей, весь построен на единстве звукового и пространственного. Это «лес длинных труб, приют виолончелей». Музы­ ка «дремлет в очертаниях деревьев и кустов», она «застыла в предметах». «Соноро» означает в терминах музыки «громко». Эпическое миросозерцание по­ эта в очень многих его произведениях под­ черкнуто усиливается сонорическим элементом. «Бетховен», «Горийская симфо­ ния», «Сагурамо», «Уступи мне, скворец, уголок», «Храмгэс», «Творцы дорог», «Над морем» и т. д. Художественный мир Забо­ лоцкого наполнен звуками эпически-гром- кими, сопоставимыми по своей мощности с такими природными и культурными фор­ мами, как океанический девятый вал, «та­ инственный орган» ночного сада, разнока­ чественный по структуре огромный хор либо оркестр, звериный рык, яростное пе­ ние птиц, клокотание земных недр, челове­ ческий (или нечеловеческий) крик (хохот), шумное падение потока, грохотание грома, звучание разнообразных музыкальных ин­ струментов и т.п. «И тварь земная музыкаль­ ной бурей до глубины души потрясена». «И вкруг него ликуют птичьи хоры, звенит дом­ ра и плещет ток воды». «И вот уже плачем и визгом наполнен небесный зенит». «Дере­ вьев громкий треск звучит как канонада». «И, играя громами, в белом облаке катится сло­ во...». И так далее — стоит лишь открыть любую страницу сборника стихов поэта. Даже огромный безмолвный простор сибир­ ский полей наполняется у него торжествен­ ным пением пурги (стихотворение «Тбилис­ ские ночи»), и читатель не ощущает в этой ситуации никакого противоречия, потому что такова специфика эпического элемента лирики Николая Заболоцкого. Такое вот со­ норо лишь подчеркивает-дополняет широту пространства и эпическую всеохватность жизни в его мифопоэтике. Более того, в смыс­ ловой стороне музыкальности поэт нашел также и «непрерывность временного про­ цесса», по замечанию Г. Филиппова, в кото­ ром сошлись-совпали все три времени. Сонорическое начало столь же прису­ ще художественному миру поэта, как в эпо­ пее смысл жизни имманентен ей самой. Не­ обходимо в связи с этим подчеркнуть еще один близкий поэту эпический аспект ми­ ровосприятия. В эпопее «имманентность смысла самой жизни так сильна, что отме­ няет время: жизнь как таковая делается веч­ ной, мыслится вечной, ибо органика берет себе из времени лишь расцвет, преодоле­ вая и предавая забвению увядание и уми­ рание» (А . А с о я н ). Не в этой ли идее вечно­ сти жизни секрет такой исключительной близости Заболоцкого эпическим формам ее восприятия и воспроизведения; ведь он яростно провозглашал: «повсюду жизнь и я», и он исключительно неприязненно относил­ ся к самому факту неотвратимости «лично­ го» конца. Эпическая форма исходит из приятия бытия, его «тотальности», его постоянного и вечного ритма. У Николая Заболоцкого это манифестируется «тотальностью» природы, ее пространств и форм жизни. Человек в его вселенском модусе — лишь звено кругово­ рота, поэтому в его эпосе герои нередко, как в эпопее, равновелики, будь то человек, жи­ вотное, насекомое, природный объект боль­ шой либо малой величины. Однако, опреде­ ляя человеку такое, достаточно скромное, место в своем художественном мире, поэт одновременно великодушен по отношению к нему, как это бывает в эпопее. Ему «жаль весь мир и человека жаль». Эпический, ис­ полненный гуманности и подлинного сочув­ ствия к человеку менталитет характерен для целого ряда поздних стихотворений Забо­ лоцкого, героями которых стали обычные люди со своими проблемами и печалями, недостатками и свершениями: «Ходоки», «Возвращение с работы», «В кино», «Осен­ ние пейзажи», «Старая актриса», «О красо­ те человеческих лиц», «Смерть врача», «Дет­ ство», «Бегство в Египет», цикл «Последняя любовь», «Некрасивая девочка» и т. д. Эпически — смысл жизни и мира со­ крыт в красоте, как утверждал JI. Толстой. Но «что есть красота, и почему ее обоже­ ствляют люди»? Пространство Заболоцкого заполнено в широком смысле близкими по­ эту «вещами», как некими «местами», оно не пустое, равно как и вещи в нем. И прежде всякой вещи у поэта ее «эйдос», ее душа, которая «мерцает в сосуде» огнем немерк­ нущей с временем красоты. Показательна в этом отношении «Некрасивая девочка». Кроме того, «изобилие бытия», характерное для эпических форм, безусловно, имеет ме­ сто быть в поэтике Заболоцкого. Тем самым 175