Сибирские огни, 2006, № 6

И в узелочках жил, — сейчас они тверды, Напряжены едва заметной дрожью. Они спокойные и просятся к труду. Я руки положу на подоконник— Они спокойнее и тише станут, Их ночью звезды обольют, К ним утром зори прикоснутся, Согреет кожу трудовое солнце, Ну, а сейчас... Эпическая широта зарисовки, подлин­ ная «иллюзия реальности», «жизнь в форме самой жизни», и при этом трудно предста­ вить что-либо более лирическое, исповедаль­ ное. Именно в этот период, в том же 1928 году «рожден» поэтом манифест «Обще­ ственное лицо ОБЭРИУ», в котором главной задачей поэзии провозглашается очищение конкретного предмета «от литературной и обиходной шелухи», столкновение в поэзии «словесных смыслов» для выражения этого предмета «с точностью механики». Анали­ зируя общественную и литературную ситу­ ацию того времени и взгляды Заболоцкого, на одну чашу весов положим «манифест», а на другую — вот эти «Руки», его написав­ шие. В таком контексте первое выглядит как социальный заказ, второе — как подлинное лирическое «Я» автора. Отстраненность, своеобычную для по­ эта «холодность» его стихов отмечали, как уже сказано, еще современники Заболоцко­ го. Кроме того, практически полное (для по­ верхностного взгляда) отсутствие лирическо­ го элемента в его поэзии сочеталось с широ­ кой научно-этической и философской ори­ ентацией, природно-онтологической доми­ нантой и яркой предметно-описательной изобразительностью. В этом же ракурсе сле­ дует рассматривать и его отношение к зада­ чам поэта и поэзии, ее поучительный эле­ мент, педагогичность и дидактизм его про­ изведений. Голландский исследователь Ио- ост ван Баак в своей статье «Заболоцкий и мир», посвященной прошедшему недавно столетнему юбилею поэта, пишет: «Его от­ ношение к миру сказывается в своеобраз­ ном просветительском пониманий задачи поэта, в космологическом дидактизме мно­ гих его стихотворений... .Поэт-космолог тор­ жественно называет, рассказывает и показы­ вает, как на самом деле «все обстоит в мире». Чем ближе он к этому модусу, тем ярче про­ ступает тезисный характер (лучше сказать, эпический элемент — ПК.) его поэзии и тем сильнее ее космологическая основа». Одно из наиболее характерных в этом отношении произведений Заболоцкого — стихотворение «Урал». Этот «отрывок» в целом как нельзя лучше иллюстрирует тезис о наличии глу­ бинного эпического элемента в мировосп­ риятии поэта, неразрывно связанного и с мифопоэтическим менталитетом, и с про­ странственными его представлениями. Здесь «холодная», отстраненная лирика сочетает­ ся с предметной изобразительностью, а те­ зисный характер повествования — с про­ странственным размахом и широтой охвата действительности. Образы пространства, неразрывно свя­ занные с эпическим элементом в произве­ дениях Заболоцкого, при всем их разнооб­ разии, имеют одну общую черту: огромный, вплоть до космических размеров, масштаб изображаемого: «Когда вдали угаснет свет дневной», «Противостояние Марса», «Заве­ щание», «Воздушное путешествие», «Дере­ вья», «Безумный волк», «Вчера, о смерти размышляя», «Где-то в поле возле Магада­ на» и т.д., и т.п. Если продолжить, то список будет включать в себя едва ли не все ориги­ нальные ( возможно, и переводные) произ­ ведения Николая Заболоцкого. Его поэтичес­ кий язык устроен так, что практически в лю­ бом стихотворении демонстрирует идею ве­ личия внешнего и внутреннего личного про­ странства поэта. Притом, в нем очень много воздуха. Пространство поэта, чаще всего, — чистое, просторное, светящееся, золотистое, прозрачное, пустынное (в терминах его иди­ олекта). В нем «много места», и в нем легко дышится и в солнечную погоду, и в грозу, и когда бушуют стихии («Не бойтесь бурь! Пускай ударит в грудь природы очиститель­ ная сила!»). Заболоцкий стремится и умеет видеть мир «.сильным, свежим и чистым», таким, «каким он был in illo tempore», со­ гласно мифу о вечном возвращении. Это, по выражению М. Элиаде, — «жажда священ­ ного и одновременно ностальгия по Бы­ тию». Это не только оптимистическое виде­ ние существования, но и полное слияние с Бытием. В этом огромном пространстве хо­ рошо, легко и комфортно автору. И столь же возвышенно и комфортно в нем чувствует себя читатель, разделяющий образ мыслей и убеждения поэта. Не в этом ли секрет не­ преходящей ценности стихов Николая Забо­ лоцкого? У него свой космос, собственная сверхорганизация пространства, в котором значимо и значительно то, что ценно для него, и где, в ракурсе антропоцентричности языка, «ни большого, ни малого нет». Его «младенчество мира» («наивный» хронотоп) — это «время кузнечика» и «пространство жука». Но, с другой стороны, «наверху плы­ вут, качаясь, миров иные кубари». Большое в мире поэта может представиться малым, а микроскопическое, даже не видимое не­ вооруженному глазу — космически огром­ ным, а далекое — близким, и наоборот. Аб­ солютная мера всему — природа и мир ее непостижимых тайн, недаром само слово «природа» у Заболоцкого столь частотное и 173