Сибирские огни, 2006, № 6

Галина КОПТЕВА ЭПОС И Л И Р И К А В поэзии Н. ЗАБОЛОЦКОГО Николай Заболоцкий писал в одном из стихотворений: «Два мира есть у человека: / Один, который нас творил, / Другой, кото­ рый мы от века/ Творим по мере наших сил». Этот другой, творимый мир был для поэта не менее важен, чем первый, что указывает на эпичность миросозерцания поэта. Яркая индивидуальность Н. Заболоцкого воплоти­ лась в созданных им художественных ми­ рах, в его пространственно-поэтических представлениях. В литературоведении существует мне­ ние о «вторичности» художественного вре­ мени по отношению к «пространственным языкам» (Ю. Лотман). Как писал П. Флорен­ ский, «цель художника — преобразить дей­ ствительность», а «задача искусства — пе­ реорганизовать пространство, то есть орга­ низовать его по-новому, устроить по-свое­ му...». Но для каждого человека существует его личностное, индивидуальное пространство — непосредственное окружение и соотно­ шение с другими людьми и вещами, вовле­ ченными в повседневную жизнедеятель­ ность. Русский человек исторически суще­ ствует в обширном пространстве и, деятель­ но осваивая «драму и поэзию» необъятных российских просторов, приобретает не толь­ ко особенную широту натуры, но также широту, а порой и величие индивидуально­ го внутреннего пространства. Такой была натура Николая Заболоцко­ го, поэта рано сформировавшейся творчес­ кой индивидуальности. Его пространство не было сугубо геометризованным и абстракт­ ным. Как нельзя лучше это подтверждает художественный уровень творений поэта: не обыденно-усредненный, но — мифопоэти­ ческий. Согласно В.Н. Топорову, «усреднен- ность» подразумевает «попытки материали­ зовать пространство, овеществить его, ов- нешнить, усреднить (сделать его доступным простым способам измерения), оторвать от субъекта, познающего это пространство. Во- вторых, всем перечисленным видам деятель­ ности свойственна установка на п о к о р е ­ ни е пространства (овладение им),... устра­ нение из него качественных различий, тем более — любых признаков одухотвореннос­ ти (психичности)». Николаю Заболоцкому идея покорения природы и последующего изымания из ее недр всевозможных благ всегда была орга­ нически чужда и вызывала в его душе глубо­ кий внутренний протест. Тем более что он- то как раз ощущал себя «частью природы», всматривался, вслушивался в окружающий мир в отчаянной надежде на самораскры­ тие «одухотворенного пространства» и на постижение некой запредельной онтологи­ ческой истины. Н. Роскина, настойчиво под­ черкивая тот факт, что Заболоцкий «был рожден поэтом» и поэтическое было в нем «гипертрофировано», свои воспоминания о нем закончила следующим эпизодом из их совместной жизни. «Как-то, когда он приче­ сывался перед зеркалом, аккуратно пригла­ живая редкие волосы, моя Иринка (дочь Н. Роскиной — Г. К.) спросила его: «Дядя Коля, а почему ты лысый?» Он ответил: «Это потому, что я царь. Я долго носил корону, и от нее у меня вылезли волосы». И вот— воспоминание о его добродуш­ но-серьезном лице, которое в эту минуту я видела отраженным в зеркале, воспомина­ ние о спокойном естественном тоне, кото­ рым он произнес: «Я царь»...И все». Таким он видел себя в своем удивитель­ ном, сказочном мире, полном «очарователь­ ных тайн». Каким же представлялся ему ок­ ружающий мир? — Светлым и чудесным, исполински-прекрасным и непрерывно из­ меняющимся, сияющим (храмом) и необоз­ римым (мирозданьем), а порой и угрюмым, и маленьким, и бедным. Но, прежде всего — «огромным, певучим источником величья», о чем поэт прямо сказал в одном из своих стихотворений. В этом космогоническом, мифопоэтическом мировосприятии, как в зеркале Вселенной, отчетливо видны «без­ мерности» его человеческой души. Один из юношеских друзей, Яков Друскин, как-то сказал о Заболоцком, что в нем «нет жалко­ го», так как он «важен, как генерал». И это было сказано не о внешности поэта. В пер­ вую очередь, это говорилось о поэзии и по­ 169