Сибирские огни, 2006, № 6

щие энергию «живой жизни» и её осмысле­ ния; искусно творит образность своего по­ этического мира, в котором уплотняется мысль, это протест против стихов «в запла­ тах», по его выражению, т.е. со случайными словами для поддержания ритма. Поэт вво­ дит новые жанры, формы и мотивы в казахс­ кую литературу: философская поэма, памф­ лет, пейзажная лирика, оригинальность фор­ мы «Книги слов», интимная лирика с эволю­ цией в изображении любви и женского обра­ за от традиционной цветистости и условнос­ ти к психологизму, точности и проникновен­ ности в передаче чувств; создаёт новые рит­ мические формы, около двух десятков, в том числе знаменитые восьмистишия-сегизаяк — строго и соразмерно организованные. Он обратится к созданию музыкальных произ­ ведений, которые будут сопровождать его стихи, подчёркивая их мелодичность и спо­ собствуя запоминанию и распространению поэтического творчества Абая. Поэт проницателен, смотрит на мир и на себя широко открытыми глазами, не стра­ шась слабостей и не боясь о них говорить, но не смакуя и не упиваясь своей критично­ стью. Его стихи поражают страстностью и глубиной размышления. Сопричастность всему пронизывает, как нерв, его творчество. И неспешность мысли, соединяясь со страс­ тью чувств, обретают словесную форму, рождаются афоризмы: «Плохой друг — как тень: в солнечный день беги — не убежишь, в пасмурный день ищи не сыщешь»; «Кри­ чащий в гневе — смешон, молчащий в гневе — страшен» (пер. Л.Соболева); «Как ни пре­ красна мысль, пройдя через уста, она тускне­ ет»; «Мир — океан, время — веяние ветра, ранние волны — старшие братья, поздние волны — младшие братья. Поколения сменя­ ются чередой, а кажется — незыблем их по­ кой». (пер. К.Серикбаевой, Р.Сейсенбаева) Для Степи Абай стал её нелёгкой любо­ вью. Несовершенство мира остро пережи­ вается им, его способность видеть приметы дисгармонии во всём мучительна. Вскрывая общественные противоречия, он обнаружи­ вает собственные. Энергия проповеди соеди­ няется у него с беспощадной исповедально- стью. Абай — зрящий беду, и не умолчав­ ший о ней. Он не ищет утешения, потому что он — вечное стремление к совершен­ ствованию. Порой это порождает чувства одиночества и отчаяния: «О, Великий Боже, молю Тебя, укажи мне прямой путь! Когда враги хватают меня за горло, я не вижу не единой сочувствующей души. О, бедные мои слова, которыми восхищаются Аргын, Найман и Средняя Орда! Вы не имеете ника­ кой цены в глазах невежественной толпы то- быктинцев» (прозаический перевод стихот­ ворения Н.Рамазанова). Л.'Толстой говорил, что красное можно изобразить только зелё­ ным, показав красное на фоне зелёного. Абая упрекали в чрезмерности обличительного пафоса, а он целеустремлённо утверждал культ любви, как животворящей силы: «А того, кто жил не любя,— // Человеком на­ звать нельзя». На чествовании 95-летия со дня рождения Абая другой поэт— Джамбул, гля­ дя на его портрет, произнесёт: «На дне глу­ боких дум его — море,// Лишь зоркий взгляд души может его постичь.// Никто, видать, в ту глубь не заглянул с любовью,// Муж вели­ кий ушёл из жизни с гневом-скорбью» (под­ строчный перевод Г.Бельгера). Для Абая поэзия становилась больше чем возможностью создавать гармонию в слове, но страстным желанием пересоздать по этим законам мир, подобно Данте. Он будет стремиться вести за собой свой народ, как когда-то его прадеды Иргизбай и Бертыс. Его поэзия, как и мировоззрение, многослой­ на, порой сочетает несочетаемое, но глав­ ное в ней — созидательная мощь. Она — проявление той любви, которая и придаёт проникновенность и страстность его твор­ честву. Мировоззрение Абая опирается на суфизм и важными постулатами для него становятся преобразование человеческого духа, обращение к любви и состраданию, приобщение к Богу. Особенно отчётливо это выражено в «Книге слов», которая носит ито­ говый характер, включает сорок пять Слов, жанр которых трудно определить однознач­ но — это и философские этюды, и дидакти­ ческие эссе, и стихи в прозе, и притчи. Кор­ ни жанровой формы, востребованной Аба- ем, можно соотнести с античными ритори- ками, диалогами Платона, «Опытами» Мон- теня, «Максимами» Ларошфуко, «Максима­ ми и рефлексиями» Гёте. Абай стал осново­ положником новой казахской художествен­ ной прозы. В этом произведении свободная композиция в переходе от темы к теме, от жанра к жанру. Многие из Слов начинаются с острополемических, философских вопро­ сов: «В чём кроется причина разрозненнос­ ти казахов?» (Слово третье), «Станет ли кто прислушиваться к нашим советам или вни­ мать наставлениям?» (Слово восьмое), «Люблю я казахов или не люблю?» (Слово девятое), «Зачем человеку ребёнок?» (Сло­ во десятое), «Чем промышляет, как живёт народ?» (Слово одиннадцатое), «Но что та­ кое стыд?» (Слово тридцать шестое), «Как это получается, что о покойниках мы не гово­ рим дурного, а среди живых не видим дос­ тойных?» (Слово сороковое). Не на все воп­ росы автор «Гаклии» даёт ответ, но вопросы прозвучали. При всём разнообразии Слова объединяет личность автора — поэта, мыс­ лителя: «Доказательством существования единого и всемогущего Бога является то, что многие тысячелетия на различных языках люди говорят о существовании Бога и сколь­ 166