Сибирские огни, 2006, № 6

мерческий банк под звучным названием «Реструм», от английского слова rest-room, и открыл сеть магазинов по скупке и продаже антиквариата. Михалыч познакомился с банкиром у Осетина. Лева регулярно захаживал в подпольный магазин у Киевского вокзала в поисках чего-нибудь особенного. Они нередко втроем дегустировали коньяки и вина перед тем, как приступить к делу— просмотру новых поступлений из числа икон, книг и картин. Но более всего Льва Моисеевича интересовал ювелирный антиквариат для своих недавно открывшихся магазинов в Москве, Париже и Лондоне. Одному Богу было известно, как ему удава­ лось договариваться с таможней. После похорон отца Игнатия Михалыч почти не выходил из своей московской квартиры, не включал телевизор и лишь иногда читал в газетах журналистские рас­ следования о «жестоком убийстве известного московского хирурга». «Только доходит до серьезного дела, до больших денег, — раздражался Миха­ лыч, — сразу вылезают Моисеевичи, Осетины, Ахмеды, да Коноваленко (газетчики раскопали, что Алексей Викторович принял фамилию отчима, а по матери он был Рейзенштрайх). А где же наши кондовые, сыромяжные, лаптежные бедолаги?.. Как говорил старшина моей роты: «В нетрезвом виде водку пьянствуют». Две империи пропили— царскую и советскую, а теперь на обломках самовластья похмеляются». Иметь дело с банкиром из «Реструм» Михалыч не желал: «Этот знаток будет продавать церковную утварь рядом с туалетной бумагой. А Осетин — три шкуры сдерет, не оставив сиротам ни рожек, ни ножек». Шли дни за днями, а начатое уголовное расследование о пропаже монастырс­ кой казны топталось на месте: два главных свидетеля — отец Игнатий и Алексей Викторович— покоились на кладбище, диктофонная кассета была в руках Ахмеда, а копия лежала у Гвоздева в сейфе. Михалыч с «подпиской о невыезде» наотрез отка­ зывался от всех обвинений. Но однажды вечером раздался звонок. — Здравствуй, Михалыч! С тобой говорит генерал-майор Гвоздев. Помнишь alma mater? Студенческие отряды? Мы виделись с тобой на встрече выпускников в прошлом году. Припоминаешь? — О, здорово, Гвоздь! Ты сейчас большой человек. Как поживаешь? Не страш­ но смотреть на наш грешный мир с высоты Олимпа? — Иногда, скажу по правде, страшновато, но не за себя— за грешный мир. А ты все думаешь об устройстве сиротского фонда? — Ты хорошо информирован. Читаешь мысли? У вас в «конторе» есть такая служба? — У нас есть разные службы. Кстати, не хочешь послушать голос отца Игнатия в реанимационной палате, где он с тобой беседует на благотворительные темы? — Хочешь шантажировать? — Нет. — Тогда зачем звонишь? — Нужно встретиться для серьезного разговора. — Когда? — Чем скорее, тем лучше. Подъезжай на метро, на станцию «Белорусская коль­ цевая», в центре платформы через час. Успеешь? — Успею. Сухари и смену белья брать? — Пока не надо. Я скажу, если понадобятся. Сухо поздоровавшись на платформе, бывшие студенты вышли из метро и по­ брели вниз по улице. «Боже мой, — подумал Михалыч, — тридцать лет назад в стройотряде я учил его, как надо правильно держать совковую лопату на разгрузке щебня, а теперь он дает советы по государственным вопросам». Гвоздев достал из дипломата бумаги в прозрачной папке и протянулМихалычу. __Здесь список всех православных гимназий, школ, детских домов и пансионов России. Если поможешь хотя бы нескольким, найдешь много за себя молитвенников. — А ты сам-то когда к Богу обратился, товарищ генерал? __Меня с детства в храм водили, не в пример некоторым наставникам, которые пошли в семинарию после комсомола. АНДРЕЙ ПОДКОЛОКОЛЬНЫЙ БАТЮШКА, БЛАГОСЛОВИ...