Сибирские огни, 2006, № 6

ОЛЕГ ЗОБЕРН sStfSjh НА ПРОСТОРАХ РОДИНЫ — Ты же сам определил, что скакать некуда, — я вспомнил, как после драки в вагоне мы, стоя у черного столба Кирова на «Чистых прудах», мирились и осудили эстетику спонтанного всеперемещения по воле отдельно взятого человека. Лева это определение и придумал. — Забыл, что ли? — Нет,— он сразу сник, опустился на колени перед рюкзаком с лодкой и зашеп­ тал, подвывая: — Хорошо, пусть оно не скачет... То есть не конем. Никуда... Не кажусь... Ведь мы так просто не сдадимся... пам-пара-рам... Ее забавные черты я не забыл... среди разграбленных могил... разгоним же этих вялых хиппи... Эх, зануда ты, зануда, мухи с тобой от скуки дохнут! Помолчав, он продолжает, но уже по-прежнему шепеляво и сбивчиво набор- матывая: — Не укрощай меня словами, я все равно сниму кино. Я после Липецка поеду в Грузию на войну. Надо в ущельях кое-что... Настоящая творческая работа... Кагора еще много. Лева взбодрился, выдумывает на ходу: — Было дело, в Боливии высунулся я из траншеи с камерой и получил тяжелую контузию. Поэтому теперь картавлю. — Может, тебе пора жениться? — я хочу отвлечь Леву от тяжелых дум, а то он чересчур взбудоражится. И мы долго говорим о женщинах. Лева доказывает, что искать их надо не здесь, а в Хабаровском крае или на войне. — У тебя вообще была женщина? — спрашиваю, жуя торт. — Ага, как собачка. Бегала за мной. Она из семьи алкоголиков. Мы поругались. Я еще расстроился тогда и поехал за город... Электричка остановилась на какой-то дачной станции... Ходил по лесу, о буйствах туристов думал, о тайге, о шахтах со стратегическими ракетами... Хочется погулять утром, рано-рано, чтоб земляника на полянке. — Давай съездим к кому-нибудь на дачу,— предлагаю я. — На выходных, а? — К кому? — К Ленке... У нее дом под Подольском. Помнишь Ленку из медучилища? Лева отвечает, что ни на какуюдачу нас никто не возьмет, что не те времена, да и дачи тоже не те, что ненавистно ему злое огородничество, а вот если видеокамеру достать, то он бы поехал по давно задуманному маршруту, наснимал кина... Ему опять отчего-тотомительно—сидит, согнувшись, покачивается, волосы закрыли лицо. Откупориваем вторую бутылку. Прикладываюсь первым: пряно, приторно. Вспоминаю Левину тетку в комнате. Или — мать. Похоже, это все-таки его мать... Спрашиваю: — Левка, а где твой батя? — Помер. Он был зубным техником. Обычным техником. Понимаешь? Киваю. Мне представляется фигура в белом халате, но без лица, такая покойная, семейная. Лева уже заметно опьянел. Увлеченно рассказывает: — В отстойнике водятся большущие бычки. Много. Отец их на удочку тягал. А вон справа в болоте, где кусты, живут гадюки. Теплое болото. Они зимой не спят, тоже ползают. Я там в детстве лазил... Ща, погоди,— он встает и идет к этим кустам. —Кудаты? Не отвечает. Удаляется. Что-то ищет в темноте. Вскоре вернулся — весь в грязи. Ботинки чавкают. Допивает вино. Некоторое время смотрит, наклонясь, на рюкзак, затем вытряхивает из него «уфимку». Накачиваем ее. Он дует в один сосок, я в другой. У лодки две камеры, для безо­ пасности. Надо надуть получше. От напряжения у меня кружится голова. Лева несет «уфимку» к воде. С бетонного берега осторожно, чтоб не перевернуться, залезаем в лодку, са­ димся лицом друг к другу, упираясь коленями. Лева гребет маленькими алюминиевыми веслами. Останавливаемся на середине водоема. Рядом в темноте— всплеск. 10