Сибирские огни, 2005, № 12

ВАСИЛИЙ СТРАДЫМОВ ЧЕРЕМИСИН КЛЮЧ Аринка в изнеможении лежала на кровати. Русые волосы разметались по белой наволочке. Щеки рдели нездоровым румянцем, т а за блестели. Возле нее— Ларион, гарнизонный лекарь, пожилой, маленький,.сутуловатый, иФекла. Ждали священника. Ларион наклонился к Аринке. — Поправишься, и домой поедем. — Я уж, видно, не смогу... — и мольба, и прощение, и надежда, и отчаяние — все это было в глазах Аринки. — Чего это ты не сможешь? — нарочито взбодрился Ларион. — Дело к теплу идет. Летом в Усть-Иленгу съездим... — Дайте мне воды... —- страдальчески попросила она. — И снимите с меня одеяло. Желание ее выполнили. Ларион наедине переговорил с лекарем. — Это опасно?.. Сделайте все, что можно... Я отблагодарю... — взгляд у Ларио­ на был умоляющим. — Видите ли...— лекарь протер платком очки. — Ее организм ослаблен тяжелой дорогой. Роды прошли тяжело. Большая потеря крови. Сейчас у нее горячка. Ручать­ ся не могу... Ларион гладил ее горячую руку. — Прости меня, — прошептала она, глядя с усталой нежностью. — Ты прости, Ариша... — Ларион заплакал, кусая губы, закрыв лицо рукой. Чувство жгучей вины пронзило его душу: надо было во чтобы то ни стало отгово­ рить ее от поездки сюда, в Якутск... — Успокойся, Ларюшко... Береги мальчика, найди ему кормилицу... Доктор, дайте мне морфию, все, прощайте... — и она стала бредить: — Где моя тень? Не вижу моей тени! — и царапала исхудавшими пальцами холстяные обои на стене. — Мама! Мамочка! — выкрикивала в агонии и не слышала священника, творящего прощаль­ ную молитву, не видела, как заливается слезами Фекла. Священник, молодой, с чуть пробившейся бородкой, прискорбно читал мо­ литву отхождения «от лица человека, с душою разлучающегося и не могущего глаголити»: —-Молимся и мили ся Ти даем душу рабы твоей Арины от всякие узы разреши и от всякие клятвы свободи, остави прегрешение ее... «Какое прегрешение? — негодует про себя Ларион. — Это я грешен перед ней: мчался, сломя голову, в Якутск, не берег свою жену...» Беспощадная смерть ворвалась под утро в дом Лариона— Аринка скончалась. В пугливой тишине вглядывался он в мертвенно-застывшее, но по-прежнему краси­ вое лицо жены. Безгранично-умиротворенное и чуть удивленное выражение пропи­ салось на ее холодных губах. Закрытые глаза спрятали, казалось, небесную, с того света тайну. Их покой стерегли русые, вразлет брови. Ощущение пустоты, сиротливости, неумолимости рока охватило душу Ларио­ на. Слезы застилали глаза. Пошатываясь, вышел на крыльцо, забыв про клящий мороз. Глубоко, с надры­ вом вздохнул, и воздух, выдохнутый им, предостерегающе, таинственно зашуршал. Шуршание снежных кристаллов послышалось со всех сторон, и вспомнил Ларион, что якуты называют это «шепотом звезд». Поднял голову. В небе, непроницаемом от черноты, засветился месяц... Господи! Иже еси на небесах... За что такая кара? Бледный месяц задрожал, заметался, закружил, как заяц, всполошившийся на лесной поляне... Хоронили Аринку в разящий мороз. Положили в вечно стылую землю. Поста­ вили крест, увитый кедровыми ветками. На нем была выжжена надпись: «Господи, прими дух сей с миром. Арина Дмитриевна Черемисинова. 1755-1774 годы». И, может быть, дрогнет сердце историка, когда в кипе административных доку­ ментов увидит он справку, взятую Ларионом в Якутской воеводской канцелярии: «Черемисинов задержался по притчине своей нужды, а имянно: первое — супруга ево была беременна и ожидал разрешение, второе — по разрешении ж ево той супруги, в скором времени оная скончалась». Ларион переживал за судьбу младенца-сына, которого записали в церкви Миха­ илом в честь его деда, как было обговорено с Аринкой. Для мальчика купили отопля­