Сибирские огни, 2005, № 12

ВАСИЛИЙ СТРАДЫМОВ ЧЕРЕМИСИН КЛЮЧ * * * Торопливо густеют сумерки. Вдали загомонили собаки, пучок искр вскинулся из трубы, сверкнул фонарь почтового писаря. — Как станок называется? — спрашивает Ларион ямщика-якута. — Саныяхтат. — Мудреное название. — Зачем мудреное? Саныяхтат, по-нашему, воротник шубы. Речка Саныяхтат крутой поворот делает, воротником изгибается. Писарь Винокуров, высокий, усмехающийся, слегка под хмельком, провел за­ индевевших путников в комнату для господ проезжающих. Здесь было жарко: на Севере сильно топят, чтобы с мороза быстрей отогреваться. Деревянные диваны, длинный стол, лубочная картина, изображающая разнаряженных кавалера и даму, создавали впечатление уюта. Молодая, яркой красоты женщина с удовольствием освободилась от беличьей шубы. «Кажись, беременная?— удивился про себя писарь. — Как она в такой путь наладилась?» Сложив на животе руки, женщина спросила: — А далеко ли до Якутска? — Четыреста двадцать верстов и три четверти, считают. — Далеко еще... — припухлые губы у женщины горестно скривились. — Дня за три доедете. — Значит, к ярмарке успеем, — обрадовался Ларион. — Сегодня по-людски отоспимся, — и протянул писарю подорожную. — Воевода, елки зелены... — смутился писарь. — А я сразу не догадался. Бегу за самоваром... Но отоспаться путникам на этот раз не удалось. Ночью стали кусаться клопы, они не только вылезали из диванов и стульев, но, кажется, падали с потолка. При­ шлось всю ночь жечь свечи, чтоб как-нибудь остановить кровожадных, отвратитель­ но пахнущих насекомых. — Ничем не можем их извести, — оправдывался писарь. — Диваны и на кля- щий мороз вытаскивали, и кипятком обливали, но этой твари все нипочем. — Полынь бы положили, — посоветовала Фекла. — Пробовали и полынь. Не пособляет. Не давал спать и шум в ямщицкой — деревянной юрте, пристроенной к стан­ ции. Там шла гульба. Слышались выкрики и гортанные песни. На бревнышке грузно сидел купец в волчьем малахае. Рядом с ним покачивались пьяные якуты. Вошел молодой якут, державший под мышкой связку беличьих и горностаевых шкурок. Когда галдеж в ямщицкой усилился, Ларион хмуро обратился к писарю: — Что там происходит? Писарь недоуменно поднял плечи и отвел глаза. Ларион вместе с Санжибом устремился в сени, к дверям в юрту-прируб. В юрте повеяло на них духотой и смрадом от пылающего камелька, настоянной на табаке водки и оленьих шкур. Отсветы пламени игриво отражались на льдине в окошке, высвечивали лисьи, собольи и другие меха, лежавшие грудой возле толстого человека с обветренным, набухшим лицом, по виду купца. В этом человеке Ларион с трудом узнал Алышая Юлдусева. Обжег его свире­ пым взглядом. — Ясачных спаиваешь? — Не бойся, Юлдуска, — насторожился молодой якут. Юлдусев опешил, увидев, как во сне, заросшее щетиной упрямое лицо илимс­ кого воеводы. — А по какому праву вы изволите?.. — голос у купца хладнокровно-твердый, в руке отливает оловом кружка. — Назначен якутским воеводой, — отрезал Ларион. — Большой начальник, —•с испугом произнес якут, лицо которого в частой нарезке морщин. Юлдусев отставил кружку. Поднялся. — Я человек, конечно, частный, партикулярный. Приехал за долгами. У меня есть рукоприкладство. Вот, поглядите, — он подал бумагу воеводе.