Сибирские огни, 2005, № 12
— «Бани можно почитать за лучшее лекарство для простого народа», — звучал ее неторопливый, нежный голос. — А дальше тут написано, что плохие веще ства выходят в бане испариною. Вот послушай: « Кто хочет быть о сем совершенно уверен, тот пусть дотронетсяладонью до чистого зеркала; после чегоувидит, что испарина самая изрук выходящая сядет на зеркало и сделает на нем пятно...» Она взяла с комода настольное зеркало, от которого прыгнул по стене солнеч ный зайчик. Приложила ладонь мужа к стеклу: — Вот видишь испарину? Ларион кивнул и нахмурился, обнаружив в зеркале свое лицо: блеклое, желтое, как еловая доска, глаза впалые, большие, от носа к углам рта пролегли две резкие борозды, на верхней губе язвочки от лихорадки. Потом сама Аринка посмотрела в зеркало. — Что-то себя не узнаю, — игриво говорит она. — Что же ты не купишь мне румяна и белила? И глядит на Лариона с удивленной, неподражаемой улыбкой, чарующие ямоч ки на щеках стали отчетливей, две росинки играют в карих глазах. На эту улыбку, дарственно-роскошную, Ларион непроизвольно отвечает своей — восхищенно-радостной. — Ты и так бесконечно красива. Тебе краски без надобности. Аринка прижалась к нему упругим и теплым телом, подмигнула сокровенно: — Вот попарю тебя в баньке, и сразу поправишься, — изысканным жестом округлила руку вокруг мужниной шеи. Тихая ласкательная радость охватила Лариона. Благодаря Аринке, этого нео быкновенного, любящего существа, личная жизнь его стала возвышенно-красивой и, как ему казалось, непростительно счастливой, потому что в долгу перед Богом за такую жену. В один из солнечных дней Аринка вывела Лариона на крыльцо, ведущее внутрь двора. Мир предстал перед ним девственно-ярким, ликующим. Ах, как хорошо выр ваться из лап недуга, видеть рождение весны, улыбаться солнцу, которое звенит коло кольчиком над покатой горой, за Илимом. Завораживал своим пением скворец, сидевший на коньке крыши людской, где жили Санжиб с Феклой. Глянцевитая, словно искупавшаяся в черном лаке птица, казалось, водила невидимым смычком весны, она пела задиристо и самозабвенно, и в ее голосе слышались и свист загостившейся синички, и трель соловья в начале лета, и схожее со звучным поцелуем чмоканье. — Красиво поет, черт! — восхитился Ларион. — К Николе вешнему кукушка прилетит, — сказала Аринка. Послышался гвалт за острожным тыном у реки. — Илим раскололся, — взволнованно сказал Санжиб, вошедший в ограду через калитку возле краеугольной башни. — Айда глядеть,— он взял багор и снова скрыл ся за тыновой стеной. Аринка и Ларион вышли за калитку. Их глазам предстал бушующий, грозный Илим, подступивший чуть не к башне. Льды движутся грузно и натружено, шуршат и стеклянно позванивают. Плывет вырванная с корнем распустившаяся верба... — Сегодня 25 апреля, — задумчиво говорит Ларион. — Исеть у Шадринска уже давно вскрылась. Там уж начали сеять, и скоро здесь выедут пахать, боронить. — А 5 мая— Арина-рассадница, — замечает с улыбкой Аринка.— Мои имени ны. После этого дня мама всегда рассаду сеяла. — Надо начинать передел земли, — хмурится Ларион. — Завтра пойду в при сутствие. — Не жалеешь себя, — укорчиво смотрит Аринка на его лицо, упрямо сосредо точенное, и вполне понимает, что решения своего он не изменит. 7 В Иркутске получен рапорт илимского воеводы, отправленный им еще до поез дки в Кочергину. Лицо Бриля расплылось в довольной улыбке, когда он читал о том, что подушные за прошлый год в уезде собраны полностью. Об этом Адам Иванович с удовольствием доложит генерал-прокурору Сената князю Вяземскому! 71 ВАСИЛИЙ СТРАДЫМОВ 'З&Щ. ЧЕРЕМИСИН КЛЮЧ
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2