Сибирские огни, 2005, № 12

ВАСИЛИЙ СТРАДЫМОВ £№ * ЧЕРЕМИСИН КЛЮЧ она его, бросала то в жар, то в холод, расшатывая организм, ослабленный и нервным потрясением, и сильным переохлаждением. В забытье видел тунгусский чум, в кото­ рый его, окоченевшего, домчал в смятении Баев. Вместе с тунгуской Иленгой он стал его разболакивать, но заледенелые унты не снимались, их разрезали ножом. Когда снимали нательное белье, Ларион отмахнулся от Иленги — дескать, не гляди... Иван замешкался, а Иленга возмутилась: — Ах ты, холерный, окаянный! Я что? Голый мужик, что ли, не видала? Тебя, что ли, не видала? Иленга с Иваном натерли спиртом тело Лариона, кружку со спиртом опроки­ нули и в рот, с трудом ими разжатый. Потом запихали пострадавшего в широкий спальный мешок, сшитый из оленьих шкур, положили головой к костру, который подживлял, попыхивая трубкой, новый муж хозяйки— Чиктыкан. Одежду воеводы Иленга развесила на жерди, закрепленные невысоко, вблизи костра. Каменным сном спал Ларион и пробудился лишь к полудню следующего дня. Вначале не понял, где находится. Вот икона маленькая, закопченная висит на жерди, а рядом с ней лохматый божок-хранитель. Тут же висит какая-то дощечка с дырочка­ ми; Чиктыкан переткнул палочку в другую дырочку, над которой был вырезан крес­ тик, обозначавший праздник. — Благовессенье, — весело щурит глаза. — В этот день медведица с медвежатами из берлоги выходит, — напоминает Иван. — У малышей грудка бывает белой. Ларион вспомнил, где находится. «Уже Благовещенье,— думает он, — обещал Аринке к этому дню вернуться, и теперь она горюет». Ему вспомнилась родная деревня Черемисская. Перед Благовещеньем обмола­ чивали на гумне последние снопы хлеба. Мать приносила сюда горячие пирожки, оладьи, калачики. Закончивши молотьбу, «молотяги» залезали в овин и там съедали «еству», а часть оставляли как благодарственное приношение «суседу овинному» за благополучный исход работы. Лариону кто-то ласково гладит волосы. «Мама»,— думает он. Нет. Это тунгуска Иленга сидит рядом и приговаривает: — Отгадай загадка, капитана: слаще сладкого, уж шибко сладко— кто? — Мед? — Нет. — Сахар? — Нет... — смеется Иленга. — Сон. Ты спал, борони бог, как долго. Жить бу­ дешь! Тебе Боллей-батюшка помог, лесной шайтан, звериный хозяин, — показала трубкой на божка-охранителя. — Выпей чай-сатуран, он силы прибавляет, — подала ему кружку. И кто-то снова нежно касается рукой головы. «Иленга»,— обрадовался Ларион. — Ты спал, а приходил Иван Федосеевич, — слышится певучий голос Аринки. — Ты его спрашивала: со всех ли волостей прислали старосты подписку, что не будут заниматься поборами? — Да, уточнила. Все волости отправили. — Это хорошо. — И запальной травы 12 он принес. Говорит, от всех болезней помогает. Аринка поправляет клинчеватое одеяло, которым прикрыт Ларион. На лице мужа она видит тень душевных страданий, вызванных не только болезнью, но и тем, что пришлось отложить начатые с большим размахом дела. Его глаза, обычно весе­ лые и быстрые, стали задумчиво-строгими и удрученными: совсем недавно они видели смерть. А он вспоминал о том, как беспокоился за Аринку, находясь в чуме. Сквозь нюк увидел ночью звездочку — она подмигивала ему, напоминала об Аринке. «Милая Аринка! — шептал он про себя. — Теперь всегда, когда увижу небо звездное, буду думать о тебе...» Постепенно Ларион стал поправляться, чаще ходить по дому. Однажды он сидел с Аринкой в гостиной, а она читала ему «Лечебник»: 70 12 Запаленая трава — горицвет весенний. В народной медицине его применяют от серд ных заболеваний, лихорадки и простуды.