Сибирские огни, 2005, № 12

Согретые теплыми лучами каменные глухари бесшумно слетаются к своим то­ ковищам, и на зорьке ясной играют призывную любовную песню. Глухарь самозаб­ венно щелкает, вытянув шею, веером раскинув хвост, распустив крылья. С заречных гор пение птиц доносится до Илимска. Ожили краснобровые птицы, вечные, не улетающие обитатели тайги, лесные туземцы; горячится у них кровь. Значит, взаправду идет весна. Воевода объехал уже весь уезд, кроме одной волости—Верхне-Илимской. Центр этой волости находился в самом Илимске, а последней ее деревней в верховьях реки, в дебрях Березового хребта, была Кочергина. Необходимость поездки в этот край диктовалась не просто ознакомительной целью. Воевода решил побывать в Кочергиной для проверки запасов хлеба, достав­ ленного туда зимой с ангарской стороны— из Яндинского острога и Ново-Удинской слободы. С собой он решил взять казаков с урядником Саламатовым, чтобы они заготовили лес для плотов и по большой воде сплавили зерно в Илимск. Хлеб пред­ назначался солдатам, казакам, посадским людям, его должны были доставить взамен илимского, отправленного воеводой на Усть-Кутскую пристань для сплава в Якутск. Была еще одна причина поездки— жалоба на тунгусского князца Жерондоева, привезенная Саунчиком и Иленгой. Ларион выехал в Кочергину, пообещав жене вернуться к Благовещенью. * * * Придерживаясь следов оленьих нарт, по Илиму ехали три подводы. Задористые звенели колокольчики. В кошеве сидели Черемисинов и Баев, одетые в собачьи дохи. На облучке горбатился балагур Саламатов, урядник. За ними двигались две повозки с казаками. Когда подъехали к деревне Шестаковой, втихомолку пошел лохматистый снег, густо замельтешивший в тайге. От этого сумерки сгустились еще быстрее. Ужинали у старосты. Поднимая чарку, Саламатов дурашливо брякнул: — Здравствуй, рюмочка Христова. Ты откуда?— Из Ростова. — Паспорт есть? — Нема. — Ну, вот тебе и тюрьма. И опрокинул чарку в рот. Потом рассказывал веселые байки. — Баба у меня привередливая, ругает меня громко, от ее крика чертям тошно. Раз пригласил я на обеддвух енисейских казаков, сопровождавших ссыльных в Якутск. Предупредил их нарочно: жена у меня глухая, ежели будете с ней разговаривать, то кричите громче. Когда вошли в избу, они, глядя бабе в глаза, гаркнули: «Доброго здоровья, хозяюшка!» Она от этого опешила, молчит, а они думают, что она не слы­ шит, и еще больше кричат... К примеру: «Щи у тебя, хозяйка, шибко наваристые!», «Спасибо за хлеб-соль!» Давясь от смеха, Иван закрыл лицо рукой. В ложке Лариона прыгал пельмень. За ночь, покуда путники отдыхали в деревне, снегу навалило чуть ли не в пол- аршина. На восходе солнца выглянула из дупла белка, и черные бусинки глаз замерли, пораженные новизной тайги. Усики у нее дернулись, уловив запах свежевыпавшего снега. Сизой молнией проскользнула она вниз и плюхнулась в снег. И что тут нача­ лось! Белка купалась, разбрасывая пыль, ныряла, вертелась клубком, умывала запо­ рошенную мордочку удлиненными лапками. Попался ей кусок старого обледенело­ го снега, и она вмиг его иззубрила и разбросала. Игриво распушенный, с подпали­ ной хвост просвечивался мартовским солнцем. Потом зверька насторожили незнакомые звуки: не лесной однообразный звон и громкие неприятные выкрики. Звуки приближались, но белка к ним прислушива­ лась лишь какой-то миг, а потом снова увлеклась игрой с пушистым снегом. Кругом громоздились горы. На увалах, как белые стражники, стеной стояли высокие березняки. — Тунгусы, ваше благородие, — Саламатов показал плетью влево. На берегу виднелись два чума, из нюков 9 клубился дым. Поблизости белошалевые олени рых­ лили снег. Из чумов вышли женщины и дети в ярких одеждах. 9 Нюк — верхнее отверстие в чуме. 67 ВАСИЛИЙ СТРАДЫМОВ ЧЕРЕМИСИН КЛЮЧ