Сибирские огни, 2005, № 12

ВАСИЛИЙ СТРАДЫМОВ ЧЕРЕМИСИН КЛЮЧ Татуированное лицо Саунчина улыбалось. — Но я тоже ничего, скусная, — бросила Иленга и крикнула на оленей:— Э-хей! О-го, о-го-го! — Приманчивая шельма, — прошептала ей вслед Фекла. В канцелярии тунгусы отвлекли подьячих от работы, ловили на себе недоумен- но-веселые взгляды. — Капитана-воеводу надо, — сказала Иленга. Тунгусы вошли в кабинет начальника. — Здравствуй, бойе! — обрадовалась Иленга. — Здравия желаю... — настороженно улыбнулся Ларион. — Садитесь...— пока­ зал на диван. — Жалоба есть, — кивнула Иленга Саунчину, и тот подал воеводе бумагу. Бегло пробежав челобитную, воевода бросил раздраженно: — С Жерондоевым я разберусь. Не позволю ему разорять ясачных. — Шибко хоросо, — радостно щурит глаза Саунчин. — Направлю шуленге ордер, а потом сам съезжу в Кочергину. — Постращай Жерондоева, бойе, шибко потряси шуленгу, — просит Иленга и достает из мешка желтоватого соболя. — Подарка тебе за это... Воевода сердито сверкнул глазами: — Ничего не надо, уберите. А Иленга уже достает второго соболя, лучше прежнего. — Ты порох давал в Яндах. Хороший порох, борони бог. — Спрячьте! — гневно кричит Ларион. А на столе лежит уже третий соболь— самый крупный, с черным отливом. — За то, что обнимал жарко, целовал шибко... Ларион сменился в лице. — Ух-ходите! — выдохнул он.— Заберите все! — Пошто сердишься, бойе?— голос у Иленги прозвучал умоляюще. — Возьми... — Никаких подарков я не беру! — Ларион запихал соболей в тунгусский мешок. — Ух-ходите немедленно! Тунгусы, пятясь, отступали к дверям. — Холерный, окаянный! — успела выкрикнуть Иленга. Тунгусы покинули острог. Радостно пела душа Божука (он выполнил поруче­ ние сородичей), но унылой, расстроенной была Иленга (воевода не взял подарка и тем самым шибко обидел ее). За Никитовым ручьем показался казак Бутаков. — Здорово, Божук! — осклабился Иван, в глазах его— льстивый огонек. — Зравствуй, бойе. — Заходи ко мне вечерком. Погутарим, выпьем. — Ему водку кушать нельзя, — кинула строгий взгляд Иленга, а сама подумала: «Выпить бы с горя огненной воды...» — А мы чаю попьем. Поторгуемся... — Чай пить можно, — счастливо улыбается Божук. — Вечером жди. Приду. Увидев в сумерках тунгуса, входившего в калитку, Иван бросился к кровати, на которой лежала хворая, с испитым лицом жена. — Чего дрыхнешь? За водкой хлещи. — Мне тяжело, Вань... — Живо! Не рассусоливай! Сперва торговля шла, как положено: казак платил за белок и горностаев деньги. За каждую сделку изрядно выпивали, но Бутаков, закусывающий сырыми яйцами, почти не пьянел. У Божука кружилась голова, как вода в омуте, жизнь казалась простой, легкой и счастливой. Он пытался напевать гортанную лесную песню. На последние меха купил к чему-то казачий палаш с витой ручкой. Хотелось ему еще пить, но водки на столе не было. Божук потерял самооблада­ ние и стал возвращать хозяину деньги, вырученные по трезвому расчету. При этом просил только об одном: дать ему снова водки. Деньги были все пропиты. Вернув хозяину и палаш, осунувшийся Божук попросил: — Дай, бойе, что-нибудь... Как с пустыми руками бабе глаза казать буду? Начи­ сто ничего нет... 58