Сибирские огни, 2005, № 12

— При чем здесь таможня? Я велел Бутакову проверить, имеются ли у мужиков свидетельства, что везут хлеб в счет окладного провианта. Хотел, чтоб хлеб не разба­ заривали, с недоимками рассчитывались. — Но я же дал команду: за хлебные недоимки уплачивать теперь и деньгами, и по малой цене. Вы что, глухие были?— голос у воеводы надрывный, с провизгом. — Вы сами их разоряете, взятки с них дерете! —Я лично не брал, и на меня не кричите, —Шестаков сверкнул злым взглядом. — Я тоже офицер, и при взятии Очакова ранен. — За участие в кампании военной — честь вам и хвала. Но не прикрывайтесь этим. Кто дал вам право чинить препятствия крестьянам в их делах хозяйственных? Ежели вы не уйметесь, не будете тянуть со мной одной тягой, я вынужден буду просить губернатора об отрешении вас от дел. Буду держать вас на прицеле. Бледное лицо воеводы, искаженное гримасой гнева, было страшным. Лицо Шестакова тоже стало пепельно-серым; он понял, что переступил грань допустимо­ го. «Придется подтянуться и сшить себе новый офицерский мундир», — подумал он. И глухо спросил: — Можно идти? — Ступайте... А меж тем сменилась погода на Лене. В Усть-Иленге сначала пошел лохматый снег, а потом подул ветер, взбалмош­ ный, рвущийся то с одной, то с другой стороны. К вечеру пронзительно завыл ветер Сивер— с понизовья; не приведи бог остаться под таким ветром в пути, да еще хуже — ночью: запутает, собьет дороги, завалит сугробами, поминай как звали! — Как с огня рвет, — говорил Елифер Лукерье. — Без сумленья к перемене погоды. За сеном ехать повременю... — и слушал, как дурит вьюга, выискивая каж­ дующель в углах избы. А к утру хрястнул мороз. Мороз мглистый, ужасный, тот самый, который назы­ вают здесь «с дымком». Трещат от него деревья в лесу. Зайцы прыгают по задутым ветром тропкам, чтоб согреться. Деревни — один на один со стужей. Султаны сизого дыма поднимаются над каждой избой. Не сидится дома лишь рыболову. Весь закуржавевший идет он по Лене проверить удочки. Вытянутый из проруби головастый налим сразу замерз на крючке. К полудню неожиданно выкатилось солнце: кругло вырезанное, блестящее, слов­ но серебряная монета, натертая жестким снегом. В застывшем лесу взглянула на него белка и вновь закрыла сухой травой вход в дупло: лучше полежать, свернув­ шись в клубок. Только медведь ничего не видит, над темной берлогой под выскорью — лишь проталинка в снегу. Мороз перевалил через Березовый хребет. Добрался до Илимска. — Вы с Лены привезли мороз, Ларион Михайлович, — усмехается Фекла, во­ шедшая в столовую с клубами пара. — Я Аришу увез от стужи, — улыбается Ларион. — У нас в Уть-Иленге морозы бывают почем зря, — подтверждает Аринка, поджимая ноги от волны холодного воздуха. Вечером она сидела с Ларионом в гостиной. Стекла расписаны морозным узо­ ром, их серебрит скрюченный от мороза месяц. В муравленой печке дрова смоля­ ные горят, как порох. От них идет тепло и красноватый, грустный полумрак. Придвинувшись со стулом к печке, Аринка читает Лариону Евангелие, то мес­ то, где Иисус прощается с учениками на тайной вечере: «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за други своя», — звучит из Аринкиных уст. «...Вы, друзья мои, если исполняете то, что заповедаю вам». «...Сие заповедь вам, да любите друг друга». И сердце Лариона наполнилось любовью к Аринке, к Богу, к крестьянам, кото­ рым тяжко жить при такой стуже. «Надо повернуться лицом к крестьянам, к их мирским, общенародным нуждам», — такой порыв ощущал он. Этот порыв водил его пером, когда он сочинял письма в волости, завершая 1772 год. ВНижне-Илимскую слободу был отправлен ордер о том, что воеводский това­ рищШестаков и казак Бутаков задерживали ангарских и нижнее-илимских крестьян, ВАСИЛИЙ СТРАДЫМОВ ЧЕРЕМИСИН КЛЮЧ