Сибирские огни, 2005, № 12

понимания этой сыновней тональности, без обладания ею голос Мерзликина мог бы сбиться на ложную патетику, уйти в дожде­ вые пузыри пафоса. Однако ж врожденная строгость поэта к самому себе поберегла заветную ноту, и родина вырисовывается в предчувствиях встречи: Какие виденья не пестуй, Куда-то сквозь годы гребя, Уже синеглазой невестой Она ожидает тебя. Два слова есть в этом стихотворении: «родина» и «невеста», которые переклика­ ются с гениальными словами Блока: «О, Русь моя! Жена моя! \ До боли нам ясен долгий путь!» Воспринимая родину, как невесту, с которой будет встреча, поэт уповает на судь­ бу, на судьбу, на ее безжалостную мудрость. Кому-то покажется, что перекликанье поэтов здесь отдаленное, ведь у Блока героиня — это Вечная Женственность, великая Небес­ ная Жена! Да кроме-того, Мерзликин более тяготеет к Есенину... Но суть образа невес­ ты-жены и в том, и в другом случае одна — это единственное существо в космосе, кото­ рое дорого тебе. Подверстайте к этому при­ знание Леонида Семеныча: «Ты один у меня, мой земной уголок»... В этом и есть слиян- ность Родины-Руси-невесты. И потому не­ веста и Родина обретаются на едином взма­ хе поэтического крыла. Перебирая в памяти встречи с поэтом и его творческие вечера, я не припоминаю ни одного юбилейного торжества Мерзликина, когда бы чопорные чинуши произнесли в адрес поэта приветственные слова и восхи­ щались его творчеством. Нет. Им восхища­ лись наедине, когда чуткая душа читателя готова аукнуться на откровение поэта. Да и сегодня какое женское сердце не отзовется на празднично-чувственный мерзликинский ливень, явившийся людям в ранней поэме «Таисья». Встать под ним и свести лопатки, Запрокинута голова. И ручьятся мокрые прядки, И в губах зацвели слова. Рви, залетный, цветы-цветочки, Не жалей, до последних рви. Прибивай меня на гвоздочки, Распинай на кресте любви. Но были и публичные восхищения Ле­ онидом Мерзликиным. В Томске во Дворце спорта он замыкал на себя дыхание огром­ ной аудитории, она его долго не отпускала. Ему с чувством чистосердечным рукоплес­ кали и на пограничных заставах под Монго­ лией, и в Колонном зале вМоскве. Был у него свой праздник — мимо юбилеев и почестей — на самой пронзительной частоте, нет — чистоте! — чувства он выходил на родствен­ ную волну слушателя. И это потому, что он умел сказать: Пробудилась жена. Улыбнулась: — Ты чо? Указательным пальцем Пишу я ей буквы На плече. И меня Понимает плечо. Далее и цитировать нет необходимости — ясно и без того, что за слово слагается из тех букв. Но я думаю, что сегодня из всех, читавших Мерзликина либо сльпшавших его воочию, более всего благодарных найдется среди женщин. Похоже, что Леонид Семе­ ныч не оставил без внимания все оттенки возрастных перемен в женской душе: от де­ вочки-подростка до умудренной труднопри- обретенным житейским опытом старухи. Им, его почитательницам, неважно: лауреат каких он премий, какой чин в писательских кругах имеет, сколько книг успел выпустить в свет. В его стихах находила и будет находить часть, своей судьбы отроковица, невеста, жена, мать, старица! Целый век человечес­ кий выписывался им умно и с любованием, с мягкой незлой улыбкой. Тем и очаровыва­ ет Мерзликин. Ты, смеясь, коленки терла, опаленные крапивой. Иясдуру во все горло вдруг назвал тебя красивой. И сейчас, вспоминая беседы с ним, пе­ речитывая его, я намеренно выделил только лирическую линию его творчества, ибо толь­ ко на тончайшей материи любви проверяет­ ся острие поэтического дара. О поэтах, о художниках слова судят не по рядовым их творениям, а по вершинам созданного. В поэтическом рельефе Сибири и Рос­ сии есть протяженный кряж мерзликинских вершин. И в сотворении их проявились, как сказал сам поэт: «Натура, природа, судьба...». Издавая томик «Избранного», друзья поэта рассчитывали на главное — читатель откроет книгу и вместе с Леонидом Мерзли­ киным возвысится над обыденностью. Итог­ да сбудется желание поэта: Мне так охота, так охота Поверить в то, что никогда Не отскрипят мои ворота, Не упадет моя звезда. Александр РОДИОНОВ