Сибирские огни, 2005, № 12

пророков нет. Косилось на Федора Абрамо­ ва высокое начальство. Но книги его уже переводили на раз­ ные языки. И услышан был голос Абрамова во всех уголках страны. Летели сотни писем. — Низко кланяюсь Вам за Ваш «Дом», какая нужная, тревожная, наводящая на мысль книга! Какое поразительное знание деревни... — Я не знаю войны, не знаю, что такое голод. Этим я обязана тем женщинам, кото­ рые голодали сами, но растили хлеб для сво­ их мужей и сыновей, чтоб приблизить Праз­ дник Победы... — Никогда не расстанусь с Вашей кни­ гой, она всегда будет со мной... — Вы написанием этих книг соверши­ ли не только писательский, по и гражданс­ кий подвиг... — Вы написали книгу, какой еще не было в нашей литературе... . ...Уже давно оставлены лекции в универ­ ситете, научный труд о творчестве Бунина. Кандидат филологических наук Людмила Владимировна Крутикова-Абрамова, по­ мощница, верный друг и единомышленни­ ца мужа, уже давно «сдала экзамен на дере­ венскую бабу». Теперь, после его смерти ей предстояло выполнить его волю — «жить за двоих». Предстояли годы работы с неопуб­ ликованными материалами, записями, на­ бросками, планами. Непросто было публи­ ковать написанное Абрамовым и в первые и в последующие годы после так называемой перестройки. «Я иногда бываю едва жива, еле хожу. Но не унываю, все терплю и Божьей помо­ щью снова работаю. Надо всеми силами помогать Духовному Возрождению России пока совсем не одолели силы Зла», — пишет она мне в конце 90-х. Не пишет только о том, что живет на жалкую пенсию, не может оп­ лачивать квартиру, хранящую память о муже. Сколько истинно православного тер­ пения, сколько мудрости в этой удивитель­ ной женщине, подвижнице... Ежегодно едет она в Верколу, где могила Федора Александ­ ровича и его музей. Встречается с читателя­ ми, журналистами, актерами и режиссером спектаклей, поставленных по его романам. Особые силы были нужны для работы над материалами незаконченной рукописи. В журнале «Нева», где в 1958 году был издан первый роман «Братья и сестры», впервые издаются двадцать глав «Чистой книги». Первые заметки к роману-эпопее были сделаны еще в 1958 году: «Врусском народе живет предание о чистой книге, написан­ ной самим Аввакумом незадолго до казни... Человек, сподобившийся прочитать эту книгу, прозревает на всю жизнь... Он пости­ гает всю правду жизни, и он знает отныне, как жить и что делать. Но чистая книга дастся только чистому человеку. И до нее надо дорасти. Отсюда принцип нравствен­ ного самоусовершенствования...» 3 марта 1975 года я получила письмо Федора Александровича, в котором он бла­ годарил за приглашение в гости, в Сибирь. «...Но едва ли соберусь. Хочется разобрать­ ся со всякой текучкой и засесть за роман. Это, вероятно, будет самое серьезное, что я напишу... «Над чем работаю? Если говорить о главной работе, над которой размышляю многие-многие годы, — рассказывал он в 1982 году корреспонденту еженедельника «Книжное обозрение», — это книга о Рос­ сии, о социальных и духовных исканиях Рос­ сии в канун революции». Людмила Владимировна вспоминала: «Постоянно тревожили Федора загадки рус­ ской истории, русского характера». Над заваленным бумагами и письмами рабочим столом, стоящим у окна с видом на набережную Невы, книжные полки: Ка­ рамзин, Соловьев, эпос, фольклор, предания народов мира, этнографические пособия, подборка информации о северных областях. Только лишь глядя на эти книги, можно было понять, как в последние годы жизни Федор Абрамов поднимался все выше над про­ странствами России, все глубже проникал в лабиринты времен, по которым идут наро­ ды, перебрасывался из прошлого в будущее, прислушивался к голосам поколений ушед­ ших и нынешних, искал перекрестки исто­ рии, философских и религиозных учений, и все это затем, чтобы по мере возможности заглянуть вперед, прозреть будущее России. В незавершенной «Чистой книге» он избрал для этих странствий во времени-простран­ стве Махоньку. Портрет Махоньки, северной сказительницы Марии Дмитриевны Криво- поленовой, висит в его кабинете рядом с фотографией матери. Не лицо — лик. Ши­ роко расставленными глазами всматривает­ ся Махонька во что-то, что видит только она. Интуиция женская, пророческая — он видел ее и в веркольских «жонках». «Все слушал бы их...». А они ему: «Споем тебе частушки, толь­ ко с картинками, смотри дак...». Вместе с другом Федор Александрович побывал в местах, связанных с именем гени­ альной сказительницы. «Мария Дмитриевна Кривополенова знала столько былин, скоморошин, сказок, песен, что память ее кажется совершенно необычной для привычных измерений. Моя пинежанка... Как все люди, Махонька ходи­ ла по земным дорогам и лесным тропкам, по лугам. Но она еще ходила по векам. Но у ней были еще особые дороги, которые были закрыты для других. Она еще ходила по векам русским, по дальним дорогам исто­ рии...» 205