Сибирские огни, 2005, № 12

тивных» сел в нынешней «Россиянин». По­ чему бы и нет? Урбанизация — процесс ис­ торический. И это моя бабушка говорила: «Уронишь хлеб, поцелуй, попроси проще­ ния». Не знаю, чему учила бабушка нынеш­ него модного литератора, который так мило шутит: «Хлеб? Какой’? Вот круассаны с кофе в Париже — это хлеб». И в ток-шоу девушка говорит о стоящем рядом провинциале: «С его умишком только в земле копаться, а я достойна в жизни лучшего, чем дергать за сиськи коров». «Я не согласен, что нужно опираться на колхозы и совхозыи вкладывать в них сред­ ства, куда вкладывать деньги — но должен решать рынок» — заявляет россиянский уче­ ный. Еще более решителен россиянский по­ литик: «Разрушить большевистскую общи­ ну — колхоз!». В советское время в помощь тружени­ кам села выпускались тысячи тракторов, зер­ ноуборочных комбайнов. На уборку урожая в села приезжали рабочие, студенты, школь­ ники. Теперь, как следствие россиянской политики чудовищного натиска на сельскую общину, — запустение земель, скупаемых за бесценное теми, кто «из грязи в князи», сброс скота на убой, брошенные на выжи­ вание крестьяне. Деревню убивают. Деревня умирает. — Бабушка, почему мы не летаем? — Будешь хорошая, будешь летать. — А ты? — Ия плохая. Люди плохи, оттого и не летают. Землю испортили, убивают друг друга... — А земля Богова, — сказала моя ма­ ленькая внучка. Подраставшая в деревне, она вряд ли когда-нибудь сможет понять, что оз­ начают слова думской депутатки с неприлич­ ной фамилией: «Земля — это рыночный механизм». Как-то в городе мне приснился стран­ ный сон. Внешне в нем не было ничего осо­ бенного. Снился вырастающий у меня на глазах из земли зеленый кулечек растения. Но было в этом сновидении ощущение жи­ вого, одухотворенного и как бы даже нема­ териального тела земли и, более того, моего необъяснимого никакими словами полного единства, единокровия с землей. Видно взыг­ рали во мне крестьянские гены. В деревне — славянское эхо веков — незнакомому человеку всегда говорили и говорят «здравствуйте». А мы говорим тебе, деревня — прощай? «...Россия прощается навсегда со сво­ ей тысячелетней избяной историей, это писатель-«деревенщик» Федор Абрамов го­ ворил еще в доперестроечное время и спра­ шивал всех нас, — а может ли дерево жизни быть вечнозеленым и плодоносить, если у него подорвана корневая система?» * * * «Клянусь честью, ни за что на светеянехотел быпеременитьОте­ чество илиисториюнаших предков, какуюдал нам Бог». А. Пушкин «Сложноорганизованнымсисте­ мамнельзя навязывать пути их раз­ вития. Скорее необходимо понять, какспособствовать их собственным тенденциямразвития» И. Пригожин, лауреат Нобелевской премии «Русь, чего-то тебе захотелось немецких поступов и обычаев?» Протопоп Аввакум — Господи, почему у России отнята «Чистая книга»? Недостойны? — с болью вырвалось у жены Федора Абрамова, когда она, не помня себя, выбежала из больницы, где сообщили о его смерти. А было ему в том 1983-м 63 года. Он успел создать свою русскую, деревенскую эпопею в четырех романах, были написаны и рассказы, и повести, и публицистические статьи, но из книги, которую считал главным смыслом своего писательского труда, напи­ сал только двадцать глав. Я показала директору телестудии теле­ грамму о смерти Федора Александровича, присланную моей университетской настав­ ницей, духовной матерью Людмилой Влади­ мировной Крутиковой-Абрамовой. Юлиан Аронович Вишневский дал согласие на ко­ мандировку в северную деревню Верколу, просил заехать на Ленинградское телевиде­ ние, привести спектакль по роману Абра­ мова «Дом» и сказал: «Поклонись от меня, от неизвестного ему, но любящего его чи­ тателя». «...Снова я приехал в Карпогоры, сно­ ва из-под крыла самолета вдруг выскочи­ ла, вылетела зеленая, ни с чем не сравнимая краса пинежских лугов, река в песчаных берегах...» То, о чем писал Федор Александро­ вич, увидела и я с самолета, в котором ле­ тела на похороны с другими близкими ему людьми. Траурной процессией мы шли от аэро­ порта по главной улице поселка Карпогоры. Почетным караулом стояли вдоль дороги высокие с маленькими окнами северные дома. Серое, пасмурное небо мая низко опу­ стило темное полотнище туч. Где-то впере­ ди это небесное знамя склонялось все ниже, к проблескам прощального заката. Люди выходили из домов, вливались в нашу колон­ ну. У ворот стояли старухи. Дети стайками 203