Сибирские огни, 2005, № 12

жем белье сектантского мировоззрения, Христа приятнее видеть «мужедевой». Имен­ но таким, по его разысканиям, представляли Спасителя «немецкие барочные мистики, американские шейкеры», а также Бердяев с Клюевым. Тут и Д. Мережковский кстати, который «сообщает», что «в античных мис­ териях... распятый значит то же, что и каст­ рированный». К чему вся эта свалка знаний, больше похожих на подглядывание в щелку за инти­ мом древних? А к тому, чтобы «кастриро­ вать» «Двенадцать» и многострадального Петруху в том числе. «Преображение мира связано с преображением тела. Чтобы от­ речься от старого мира, надо отречься от своего пола», — не пишет, а возглашает А. Эткинд. Все потому, что у А. Блока есть та­ кая строка: «Что ты, Петька, баба што ль?» Да и ведет он себя как Аттис (древнегречес­ кий герой стихотворения Катулла и статьи А. Блока «Катилина») после кастрации: «Он головку вскидавает, \ Он опять повеселел». И как легко тогда представить двенадцать красногвардейцев во главе с Христом сек­ тантами — хлыстами или скопцами: «Итак, Катилина предвестник, Христос — вестник, а новый мир — осуществление» некоей вес­ ти. Наверное, о бесполом мире. То, что А. Блок писал о ненависти к «женственному призраку» Христа и о «римском большеви­ ке» Катилине, А. Эткинд радостно выделил для себя «жирным шрифтом» и выстроил целую концепцию, глубоко безнравствен­ ную, по сути. И это А. Блок, который не терпел и бо­ ялся всякой профанирующей однобокости? Может быть, и гением он себя назвал, пото­ му что «Двенадцать» получились настолько неоднобокими, настолько всеобъемлющи­ ми, что любая интерпретация меркнет пе­ ред правдой самого текста. Но интерпрета­ торы не успокаиваются. С. Слободнюк, на­ пример, никак не мог обойти А. Блока и его поэму в своей «дьявольской» книге «Иду­ щие путями зла...» Древний гностицизм и русскаялитература 1880-1930 гг.»(СПб, 1998). А как же иначе, ведь первая ассоциация от «полуночной» цифры « 12 » — шабаш нечи­ стой силы: «Именно двенадцатый (!) час слу­ жил началом безумию демонических иг­ рищ... шабаш проходил либо с 9 до 12 ночи, либо с 12 до 4 утра», — осведомляет нас зна­ ющий автор. Тут и цитата из поэмы готова, подтверждающая, что «ночь, вьюга, буря обязательные атрибуты дьявольских собра­ ний». А уж без альбигойцев и катаров (вот вам, А. Плитченко, и «КАТАРсис»!) и вовсе нельзя обойтись: свидетельствовали же они о демонической природе Христа, значит, надо им верить. Правда, к концу главыо «Две­ надцати» автор, видно, убоявшись то ли Хри­ ста, то ли бездны своей премудрости, пошел на компромисс: «Можно утверждать, что в «Двенадцати» Блоком создано, по меньшей мере, два мира: мир Христа и мир Анти- Христа». Слава Богу! Пришел к тому, о чем в любом учебнике написано. 5. «Явления одного порядка...» Впрочем, не в любом. Так, недавнее издание ИМЛИ им. А.М. Горького «Рус­ ская литература рубежа веков. 1890-е - нач. 1920-х гг.» (М., 2001), адресованное в том числе и «преподавателям словесности, охот­ но цитирует уже помянутого Б. Гаспарова, знатока святочных обрядов. Однако данное издание ссылается на другую работу учено­ го, который нашел «совпадение стихотвор­ ного размера (4-стопный хорей с перекрест­ ной рифмовкой) и воспроизведение диало­ гических реплик» последней главы «Двенад­ цати» и стихотворения А. Пушкина «Бесы». Как же, написал ведь поэт «в Дневнике нака­ нуне начала работы над поэмой 5 января 1918 года из этих «Бесов»: «Домового ли хоронят, ведьму ль замуж выдают». Отсюда, продол­ жает Б. Гаспаров, и «особенная настроен­ ность поэмы Блока на пушкинских «Бесов». Но разве неведомо уважаемым ученым, что и дневник, и записные книжки, и пись­ ма, и стихи так и пестрят разнообразными записями, намеками и сопоставлениями в расчете на будущее возможное воплощение. Грубо говоря, А. Блоку «про запас» нужен был весь мир, в большом и малом, чтобы написать стихотворение или поэму. Не зря в предисловии к «Возмездию» он ставил в один ряд по своей важности такие разные собы­ тия, как лекция П. Милюкова, забастовки ра­ бочих в Лондоне, «расцвет французской борьбы в петербургских цирках». «Я при­ вык, — пишет А. Блок, — сопоставлять фак­ ты из всех областей жизни, доступных мое­ му зрению в данное время, и уверен, что все они вместе всегда создают единый музыкаль­ ный напор». Эту музыку блоковского твор­ чества часто и не слышат исследователи. Может быть, отдельные ноты или обрывки мелодий. При этом не перестает удивлять просто- таки завороженность многих интерпретато­ ров А. Блока его «Двенадцатью», особенно в цифровом выражении поэмы. Для этого часто, действительно, достаточно дневнико­ вой записи. Так, А. Лавров написал целый этюд в своей книге «Этюды о Блоке» (СПб, 2000) «Блок и «Титаник»». 5 апреля 1912 года Блок записал в дневнике: «Гибель «Титани­ ка», вчера обрадовавшая меня несказанно (есть еще океан)». Мысль исследователя. Работающая в ракурсе блоковской оппози­ ции «культура — цивилизация», кажется, ясна: «Титаник», принадлежа «цивилиза­ 199