Сибирские огни, 2005, № 12

не посылать для печати своих работ без пред­ варительного разбора их на собраниях групп писателей и критиков, а также, по возмож­ ности, на собраниях рабочих, партийцев и т.п.». Только так, добавим мы, можно убе­ речь произведение от метельно-фрагментар- ной разбросанности и скандальных неожи­ данностей вроде явления Христа в финале произведения. «Никакие формальные дос­ тижения, — говорится далее в «Обращении», — немыслимые без органического слияния художника с современной действительнос­ тью, с ее строительством и целями». Среди подписавшихся — бывший «бло- ковец» В. Итин и молодой А. Коптелов. В «Сценарии» В.Итина, опубликованном в том же номере, неожиданным героем становит­ ся не «женственный призрак» Христа, а «ЦАРЬ-ПТИЦА КААН-КЭРЭДЭ». Не «ми­ ровой пожар» и прочие религиозности не­ сет эта «птица»-самолет со своей высоты, а агитационные листовки с призывом кресть­ янам: «Переходите на многополье». И вот уже крестящаяся старуха говорит: «ИШЬ, ЧЕРТИ БОЛЬШЕВИКИ, ДАЖЕ АНДЕЛОВ САГИТИРОВАЛИ» Сагитировали они и А. Коптелова на роман «Великое кочевье», в который от бло­ ковских «Двенадцати» перешла главная тема советской литературы — тема переделки человека из «Петек», «Катек», «Ванек» в колхозников-коммунистов. Христа здесь по­ минают только враги революционеров — бородачи старообрядцы. Да и цифры здесь, на обновленном Алтае 1932 года, другие, почти «маяковские»: «Наш путь, наша пос­ ледняя перековка — перекочевка к социа­ лизму, славная большими победами. Десять лет назад в области было коллективизиро­ вано 161 хозяйство. Сейчас в наших колхо­ зах - 11 тысяч хозяйств», — говорит парти­ ец Колосов. Цифры тут лишены, конечно, блоковской сакральности. Зато конкретны, и кроме количества ничего иного не обо­ значают. 3. «Следует ли читать «Двенадцать»?» Спустя эпоху, то есть в 60—70-е годы, А. Блока чаще вспоминают только в связи с «Двенадцатью». «Сибогни» в 1962 году (№ 2) публикуют «Из воспоминаний о Блоке» Владимира Гайдарова. Молодой артист- чтец, не скрывая восторга, рассказывает о своих встречах с поэтом в 1919-20 годах «по поводу «Двенадцати», то есть правильного исполнения их со сцены. Для Блока же эта встреча стала поводом узнать, не забыли ли еще о его поэме: «...А как теперь? Не мино­ вал ли у аудитории интерес к теме, да и вооб­ ще, следует ли читать «Двенадцать»?» И кажется, будто не одного В. Гайдаро­ ва спрашивает А. Блок из своего далека, а всех своих потомков. И они, то есть мы, отве­ чаем на этот вопрос каждый по-своему. А. Горелова, например, в статье 1970 года, № 8 «Сибогней» волнует судьба только одного из «двенадцати» — Петрухи (статья «Петру- ха и его критики»). В полном согласии с лит. проблематикой того пост-«шестидесятни- ческого» времени, озабоченного человеком как таковым, вне контекста истории, среды, коллектива и т.д., автор статьи отстаивает пра­ во Петрухи быть индивидом. А. Блок, по А. Горелову, «представил... красногвардейца Великого Октября человеком, которому свойственны хмельная жадность к запахам земли, буйство крови, зажженной огневы­ ми очами толстоморденькой Катьки». Инте­ ресно, что критик практически отождествил самого Блока с его персонажем, рассказы­ вая об истории вселения «матроса с подру­ гой» в уплотняемую квартиру поэта, соглас­ но «декрету о квартирах» 1919 года. Драма красногвардейского «братишки» объедини­ ла, таким образом, не только героев поэмы, но и реальных людей — А. Блока, его жиль­ цов и литературоведа из 70-х, проникшегося судьбой Петрухи как Астафьев или Шукшин в то время призывали увидеть человека в дет­ домовцах или «чудиках». Тем же, по сути, христианско-право- славным пафосом проникнуты размышле­ ния о «Двенадцати» другого автора «Сибог­ ней», сибиряка Александра Плитченко. Он увидел поэму сквозь призму «содержатель­ ности» имен ее героев: Катерина, значит по- гречески «чистая», она воплощает «катар­ сис», то есть «очищение» России в поэме, она же стихийная часть души «Двенадцати»; Иван, в переводе значит, «богом спасенный» — «символ русского народа, русской по­ чвы»; в Петре и Андрее А. Блок, по А. Плит­ ченко, «буквализирует Евангельскую мета­ фору о «ловцах человеков», обращенную Спасителем к Евангельским Петру и Андрею Зеведеевым». Поэтому и Христос «Двенад­ цати» для автора статьи —•Спаситель, кото­ рый, «идя за вьюгами, выводит русскую власть не к погибели, а к спасению». 4. «Кастрировать...» И, слава Богу. Заметим, что А. Плитчен­ ко усилил акцент на христианстве поэмы, отвечая своим постперестроечным совре- менникам-толкователям «Двенадцати», кото­ рые думали с точностью до наоборот. Для них Христос поэмы — только повод для фрейдо-гностических замашек, дозволенных бесцензурными 90-ми. Грех цитировать, но одному такому, нецензурному, по фамилии А. Эткинд, похотливо копающемуся в несве­ 198