Сибирские огни, 2005, № 12
МИХАИЛ ЧВАНОВ ВСЕ ЕЩЕ ВПЕРЕДИ — Давай отойдем куда-нибудь в сторону. Чего мы посреди улицы... — А какая разница? Все равно меня здесь каждая собака знает. Ты-то чего боишься? Это обо мне завтра будут говорить, что какой-то новый мужик приезжал к Весне. Или старый встал из могилы. Ты подумал о том, как я тут дальше буду жить после твоего приезда? Наверное, кто-нибудь уже тебя узнал, а нет, так Десанка рас трезвонит, а ты снова исчезнешь. А я с двумя детьми и больной матерью останусь... Ему хотелось крикнуть, что некуда и незачем ему больше исчезать. Но в то же время еще вчера, бродя по городу, он примерялся, что бы делал здесь, если бы остался. Сторожем в школу? И то не устроишься, у них безработица похлеще рос сийской. — У тебя кто-нибудь есть? — спросил он. — А какое это имеет значение? — сузила она глаза, которые из голубых, что большая редкость у сербок, стали синими-синими. — Я тебе давала клятву на вер ность? Или ты спрашивал ее у меня? Ведь ты просто сбежал, воспользовавшись удобным случаем, а я тебе должна хранить верность? — Я не это имел в виду. — Не знаю, что ты имел в виду. — Может, мне было бы легче, если бы у тебя кто-нибудь был. —-Какое благородство! — всплеснула она руками. — Какая забота! Нет у меня никого! — почти закричала она. — И никого больше не надо. Они по-прежнему стояли посреди улицы, люди обтекали их с двух сторон. — Я живу на пределе, — говорила она скорее уже не ему. — Кто-то еще завиду ет мне. Пишут на меня письма. Сегодня вот с утра полиция. Потом комиссия. Вон сейчас дочь замуж выдавать, у младшей через два дня выпускной вечер. Ту и другую как-то надо одеть. Я не могу свести концы с концами. — Я тебя прошу: возьми у меня денег, — уже поняв, что ничего сшить не удастся, повторил он. — Ты что, стал богатым? — усмехнулась она. — Но у меня есть кое-какие деньги. Я специально привез. — Нет, не возьму! — Мы что, совсем чужие? Принципиально не хочешь моей помощи? — Я не хочу ничьей помощи. Я не хочу ни от кого зависеть. — Какая зависимость? Я что, тебя покупаю? Или хочу откупиться?.. — Не возьму. Ты решил, что своим появлением осчастливишь меня... —М-да... Когда-то ты говорила, что встретила святого, а я лишь смеялся в ответ, пытаясь разубедить. — Тогда я действительно считала тебя святым, в постель с тобой стеснялась лечь. Ну, во-первых, со святыми не живут, на них только молятся, а во-вторых, ты добился своего, разубедил меня. — Не возьмешь? — Не возьму. — Ну, тогда прощай!— вырвалось у него. Он поцеловал ее в щеку и, насвисты вая, пошел неизвестно куда и зачем по веселой весенней улице. Странно, но он почувствовал облегчение. Он знал, отчаяние и беспросветность потом перехватят горло, уже сегодня ночью, в ночлежке отца Исидора. А сейчас он, как ни странно, испытывал облегчение, что все стало ясно в его жизни. Навстречу попалась цыганка: — Давай, красивый, я тебе погадаю. Раньше он отмахнулся бы или послал подальше, с некоторых пор у Ивана к цыганам было однозначное отношение. Это Пушкин идеализировал их, а позже гни лая русская интеллигенция, дворянчики и купчишки ублажали душу сентименталь- но-слащавыми цыганскими романсами. Иван видел, как цыганская наркомафия ве дет беспощадную и, увы, победоносную этническую войну против российского на рода, и когда-то великий народ бессилен против нее, это словно внедренный извне вирус, против которого нет ни иммунитета, ни лекарства. И вообще, что это за народ? И народ ли? Почему много веков назад он вывалился из трудолюбивого и добросер дечного индийского народа и побрел по свету, разъедая души других народов. Раньше Иван отмахнулся бы от цыганки, а сейчас неожиданно для себя ответил смиренно:
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2