Сибирские огни, 2005, № 12

гополый поп, барышня в каракуле, уличные женщины) в Россию новую. «Вдаль (уже не нарисованную на бумаге, а настоящую) идут ДЕРЖАВНЫМ шагом... Впереди (по­ вторено два раза в строфе) — Исус Хрис­ тос». Вознесенный из вьюги, из «нежной россыпи жемчужной», он — плод зимней фантазии А. Блока. Придет весна, и ТАКОЙ Христос растает. Сам поэт, признавая, что такие «стихийные» («музыкальные») стихи он писал лишь два раза. Один из них — цикл «Снежная маска» — написан также, как и «Балаганчик» и «Двенадцать» в январе. Пе­ рекликаются тут не только месяцы, но назва­ ния, несущие балаганно-маскарадный смысл. Завершает «Снежную маску» тоже Христос, только неназванный по имени. Он узнается в «распятом на кресте» герое, из­ мученном снежной плотской страстью к своей снежной возлюбленной. Герой-Хрис- тос, испытывая влечение к смерти, покорно сгорает в огне этой холодной страсти: «Так гори, и ярок, и светел, \ Я же — легкой рукой \ Размету твой легкий пепел \ По равнине снеговой». «Исус» «Двенадцати» столь же нестойкая субстанция. Он дан словно в срав­ нении с очеловеченным Петькой, который «держит» после трагедии с Катькой «шаг революцьонный». Если в «Балаганчике» и «Снежной маске» царила Смерть («Весны не будет и не надо: Крещеньем третьим бу­ дет Смерть» — стих. «Второе крещенье»), то в «Двенадцати» царят двенадцать красноар­ мейцев, одолевших смерть. Никакой балаган- ности, как полагает Б. Гаспаров, в поэме уже нет. Как нет ее и в самом «Балаганчике». Эта пьеса о поэте, который увидел картон в ми­ стике и клюквенный сок в бескровных телах. Нет в «Двенадцати» и автора. В этом они близки «Балаганчику», где Автор трижды изгоняется со сцены ее героями. Ведь имен­ но он, его неуклюжее вмешательство, повин­ но в том, что Пьеро так и не соединился с Коломбиной. В «Двенадцати» А. Блок «из­ гнал» себя сам, вернее, та слепая «стихия», которой он «доверился» в январе 1918 года. В итоге символизм окончательно отступил, предоставив место реализму как способу письма и народу в самом его нелитератур­ ном —- карнавально-фольклорном обличии. 5. «Гений» Финальный Христос — последний при­ зрак этого символизма. Но даже на него пала тень этой трагичной карнавальности. Тем более, как заметил Б. Гаспаров в книге «Ли­ тературные лейтмотивы» (М., 1994) действие поэмы происходит «в дни Святок». Появле­ ние Христа при этом «накладывает на все происходящее в поэме отпечаток святочно­ го карнавала. В первой главе заметны « ин­ тонации балаганного зазывалы », вторая часть поэмы (главы 2 - 8 ) «переносит нас в сферу народного театра» (драма «Лодка», песни о Степане Разине). Еще одна важная примета святочного действа — «шествия ряженых». И тут автор книги говорит о глав­ ном: «Несение впереди шествия коляды вер­ тепа с фигурой младенца Христа было обы­ чаем, распространенным в западных облас­ тях Украины... Сама процессия ряженых тог­ да— ... свита Христа— «божьи ангелы», или «апостолы». Она имеет «право на награду, которая и просится, и требуется... Это при­ дает шествию амбивалентный сакрально­ разбойничий смысл». В целом же карна- вальность, по мнению исследователя, име­ ет «различные осмысления одновременно»: «высокое и низкое, пафос и глумление, свя­ тость и кощунство выступают в неразрыв­ ной связи». Вот вам и кукольность, вот и балаган- ность! На самом же деле А. Блоку удалось то, что, может быть, удалось у нас только автору «Слова о полку Игореве»: объять необъятное — тему России и ее судьбы в эпоху потрясений, народ и власть, преобра­ жение в трудную минуту и трагедийность существования, взятые в аспекте революци­ онного апокалипсиса («мировой пожар в крови»), А. Блок создал вселенную в мини­ атюре, в двенадцать глав-ипостасей вместив то, что было, есть и будет. Он, по сути, сфор­ мулировал матрицу развития советской ли­ тературы на двадцать лет вперед. Не случай­ но поэт по окончании поэмы записал: «Се­ годня я — гений». И то, что «Двенадцать» до сих пор «переводят»-интерпретируют, как и «Слово о полку Игореве» десятки и сотни профессиональных и самородных исследо­ вателей, подтверждает это. П. РЕВОЛЮЦИЯВТОРАЯ. «ДВЕНАДЦАТЬ» 1. «Кружит белый нас буран...» Советская литература и начиналась под знаменем «Двенадцати». Как продолжение метельно-вьюжной тематики родился советский Борис Пильняк со своим «Голым годом». Вызывающий биологизм и натурализм романа немало обязан блоковской троице Петька - Катька - Ванька. «150 ООО ООО» В. Маяковского яви­ лись, так сказать, числовым ответом еван­ гельской цифре поэмы А. Блока. Вместе с романом Е. Замятина это дало мощный им­ пульс фантастической составляющей ранней советской литературы. В романе «Мы» ин­ дивидуально оцифрованы уже десять тысяч 196