Сибирские огни, 2005, № 12

НИКОЛАЙ ВОЛОКИТИН itra ПУШКИ НА ВЗМОРЬЕ окажется, при разборке-сборке важного блока кто-то из расчета по невниматель­ ности воткнул не так, вверх ногами, одну малюсенькую, всего с ребячий мизинчик детальку, и пушка оказалась не дееспособной. — Младший сержант Волокитин! Вы что, от восторга вздремнули? — Мазур, стоящий почти вплотную ко мне, смотрит на меня и смеется: — Я спрашиваю: лич­ ные просьбы к командиру дивизиона имеются? — Так точно! — вздрагиваю я, вспомнив майора Оначенко и, кожей чувствуя, что более удобного случая во веки веков уже не представится, выпаливаю с хрипо­ той от волнения: — Тетушка родная тут у меня на севере острова... проживает... На денек бы хоть... Повидаться... Мазур резко, как наткнувшись на что-то, откидывается назад, какой-то момент непонимающе хлопает веками и уже не смеется, а громко хохочет: — Вот это выдал! Да ты что, дорогой? Ты служить призван в Армию или по гостям разъезжать? — Он из глухого Нарымского края,— подает голос из-за спины майора комбат Иванов,— Понимаете ситуацию? Тысячи и тысячи верст. Больше ни у него, ни у другой родни никогда не будет подобного беспрецедентного случая... «Ого! — мелькает у меня в голове. — Откуда он-то про ситуацию знает? Я ж ему ни слова не говорил!» Мазур делает крутой поворот головы. — Вы что же? — спрашивает недовольно, с капризиной Иванова.— Смотрите положительно на этот самый вопрос? — Безусловно! — твердо, но глядя на Мазура, отвечает комбат. Даже несведу­ щему человеку было бы видно, что отношения у них далеко не душевные. Мазур какое-то время молчит, потом рассеянно произносит: — Ну ладно. Надо подумать... Служи так же хорошо, как служил, Волокитин. А мы поглядим, покумекаем...— И удаляется, увлекая следом и свиту. — Гусь! — едва слышно кидает вдогонку Егор Староконь... Жизнь полигонная продолжает течь себе, будто ничего не случилось, будто у всех дела и успехи лучше не надо. Никто никого не судит, никто никого не ругает, никто ни на кого не косится. А спустя две недели, уже в расположении части, капитан Иванов собирает в ленкомнате батарею и неожиданно для всех зачитывает собственный же приказ, суть которого означает: отныне расчет Щербакова будет считаться вторым, а Волокитина — первым, и Волокитин автоматически становится заместителем взводного... Так я нежданно-негаданно повышаюсь по службе, что ничуть не влияет на нашу дружбу с Артуром. А майор Мазур включает в это время аж троих моих хлопчиков: Жандыха, Старо- коня и Петю Еремина — в заново сформированный им липовый ходячий расчет... РЫБЬИ ПЛЯСКИ Выросший на берегах трех многоводных сибирских рек: Парабели, Кети и Оби — и уже с семилетнего возраста с весны и до осени не расстававшийся с удочкой, я никак не мог с первоначалу привыкнуть к сахалинским речушкам-ручьям, которые на перекатах можно было запросто перебредать хоть поперек, хоть по диагонали. Река для меня всегда прежде всего — это рыба, а потом уже все остальное, но какая может быть рыба, где всего по колено? Однажды, еще во время своего первого летнего стояния на взморье, я соорудил самодельную мало-мальскую закидушку и, испросив у сержанта Севастьянова раз­ решения отлучиться из лагеря на пару-тройку часов, двинулся вверх по течению какой-то ущербной каменисто-клокотливой Быструхи-Говорухи, нашел омуток, за­ кинул немудрящую снасть. Заклевало. Выдернул — на крючке какая-то пятисантиметровая пятнистая малявка: ель- чишко — не елъчишко, гольян — не гольян. Еще раз закинул — вытащил почти такой же величины лобастого головастика с пескариными щупальцами у пасти, и, войдя в азарт, надергал этой мелкоты десятка полтора или два. Как оказалось после, то были форельки и усачи, по своей мизерности годившиеся разве что кошке на завтрак, но кошки в нашем палаточном городке не водились, и пришлось добычу выбрасывать на съедение птицам. — И охота тебе было время переводить, снасть какую-то дурацкую изобретат ноги бить по кустам, по каменьям? — попенял мне со смехом сержант Севастья-