Сибирские огни, 2005, № 12

— Младший сержант Волокитин! Иди разберись со своими комсомольцами срочно. Ишь ты, не слушают своего старшину! щ А кого там было слушать-то? Козлоусов хоть внешне был бравый парень. А у этого вечно мотня шаровар болталась ниже колен. И сам он походил на какого- о нибудь бухгалтера иль счетовода. «Старшина батареи — старшина Ащеулов!» — 2 представится начальству, приложив руку к головному убору, и при этом так изогнет- д ся, что будто кланяется ему до земли, а не честь отдает. Он даже команды правильно говорить не умел, честное слово. Я Собирает батарею куда-нибудь на работу и дает установку: S — Ба-та-рея-а-а! В шеренгу по два становись! g Смех, хихиканья, хмыканья. Случится присутствовать в казарме капитану Иванову, выглянет он из канцеля- с рии в раскрытую дверь, дернет нервно своими аспидными усищами, рявкнет: — Отставить! Старшина-а-а... Сколько раз тебе говорить: нет такой, команды «в ЪЩ шеренгу по два», есть команда «в две шеренги»! Ты понял? ф — Слушаюсь, товарищ капитан! — Реверанс. И опять. Тут же: — Батарея-а-а! В Я шеренгу по два становись! Сержанта-а-ам перед выходом проверить личный состав щ дискона-а-ально-о-о! — Именно «ди», а не «до». К — Тьфу! — смачно плюнет комбат и с грохотом захлопнет дверь канцелярии. Ь Как-то кто-то из нашей новой сержантской братии полюбопытствовал: 2 — Товарищ капитан, и как вы можете держать при себе такую фигуру? Неуже- О ли нельзя заменить? § — Кем? — грустно усмехнулся комбат и вдруг добавил, подмигнув панибратс- Я ки.— Оставайся на сверхсрочную ты. С удовольствием предоставлю тебе эту долж- ’5 ность. ^ — Ну-у-у! О — Вот и мне тоже: «Ну-у-у!» — снова погрустнел капитан.— Тут и повыше, и g неграмотней, с кем не знаешь, что делать. Одна срамота! Я Я догадался, в чей камушек огород. Мой командир взвода Макеев не столько служил, сколько бегал за своею женой. Та была вся такая изукрашенная, воздушная бабочка-липочка, что я всегда поражал­ ся, встречая ее, как она вообще могла угодить в какое-то грязно-серое Леонидово? Ей бы где-нибудь только, как сейчас говорят, на высоком подиуме свои длинные ноги показывать. Сколько раз я был очевидцем, как Макеев перед комбатом гнусил: — Това-а-арищ капитан, отпусти-и-и-те пораньше, жена сти-и-и-рку зате-е-е- яла. Комбат только печально смотрел на него да укоризненно качал головой: — Ста-а-а-рший лейтенант! Ты чи мужик, чи не мужик? Ня-а-а-ньки! Портя-а- аньки! Она что, безрукая у тебя? — Ну това-а-а-рищ капитан! — Тьфу! Иди с глаз долой! Удивительная вещь! Вот знаешь человека пока что не очень, и кажется он тебе одним, а сойдешься ближе, познакомишься глубже, и он уже предстает перед тобой совершенно другим. Новыми глазами я увидел капитана Иванова после одного из комсомольских собраний, куда я пригласил его и на котором он в связи с возникшим вдруг спором, влияет ли случай на судьбу человека, иль не влияет, что было по ту пору даже в армии модно, неожиданно, не делая никаких утверждений и выводов рассказал: — Семнадцать лет мне было всего, курсанту зеленому, брошенному в бой пря­ мо с занятий, когда я получил первое и очень серьезное ранение в ногу. Наши отсту­ пали, а немцы вот они, рядом, ясно было слышно, как они балаболят: «Шнель, шнель! Найн цюрюк!» — или что-то подобное, а я лежу, с места сдвинуться не могу. Пленят ведь гады сейчас, как пить дать пленят! А плен это же позор, это же вечное клеймо не только на мою память, на всю мою родову. «Братцы!» зову пробегающих мимо ре­ бят.— Пристрелите!». Куда там! У кого же на своего рука-то поднимется? И тут... возни­ кает гул самолетов со стороны перелеска. Наших самолетов! -—даже по звуку слышно отчетливо. Как заорут фрицы на разные голоса: «Покрышкин! Покрышкин!» — и врассыпную, сломя голову куда ни попало. Они российского героя сильнее огненного ада, сильнее кары вселенской боялись... Тут и наши очухались, родной авиацией обо­ дренные, снова пошли в наступление, санитары прибежали, подобрали меня. Во время рассказа лицо капитана было неузнаваемым. Глаза потеплели, расши­ рились, сделались светлее и чище, я еще ни разу у него не видел такие глаза, взгляд по- 167