Сибирские огни, 2005, № 12
НИКОЛАЙ ВОЛОКИТИН ШШ ПУШКИ НА ВЗМОРЬЕ минуту, даже секунду могут поднять по тревоге и закинуть в такое пекло, что нам и не снилось. Самобытнейшей фигурой был в нашей учебной батарее старшина Козлоусов. Этакий молодцеватый и бравый армейский герой, хват, ежели со стороны посмот реть. Одни пшеничного оттенка усы чего стоили! Как подкрутит их холеными паль цами, как приосанится — у-ух-х! Он даже нервного нашего комбата Чернышева ничуть не боялся. Тому стар шинские усы почему-то были поперек всей его сущности, как коту дымящаяся сига ра, и он ежедневно, морщась и цыкая, выговаривал удальцу: «Старшина! Ну, черт вас возьми! Ну, сбрейте вы свои бледно-поганочные усы! Хоть бы черные были... А то сам Козлоусов, да еще усы козлиного цвета!» — на что старшина всегда независи мо отвечал: «А в Уставе по этому поводу нет никаких указаний!» — и при этом ухмылялся дерзко и нагло. — Вам, товарищ старшина, вижу, мужества не занимать,— польстил ему как-то лукавый Колька Легкодух.— С таким мужеством да при такой-то осанке вам бы не в батарейной каптерке сидеть, а дивизией управлять. — А чего? — вполне серьезно и искренне ответствовал старшина.— Грамотеш ки чуток хоть и управился бы! При первом же построении, едва мы прибыли в сержантскую школу, он нам заявил безапелляционно: — Курсант, товарищи, это — курсант! Он на две головы выше рядового солдата. Поэтому в его тумбочке в обязательном порядке должны быть: зубная и сапожная щетки, мыло, гуталин, паста, бритвенный прибор и... всенепременнейше — флакон тройного одеколона. — А тройной-то одеколон зачем? — возмущались мы позже между собой. Отвратительный запах его рождал позывы дурной тошноты. Но приказ есть приказ. Купили, поставили, пусть стоит, есть-пить не просит. Но вскоре то с одного конца казармы, то с другого послышались удивленные возгласы: — Эй, соседушко! Ты мой флакон по нечаянности в свою ячейку не сунул? — Да нет, ты чего! Я и свой найти не могу, голова идет кругом... Зато у старшины едва не ежедневно глаза стали масляно, весьма удовлетворен но поблескивать. — Старшина! Чем от вас постоянно так прет? — не вынес однажды комбат. — А чем? — как ни в чем не бывало, поинтересовался в свою очередь и Козло усов. — Да сагызом каким-то! — А-а-а! Так это жена каждое утро потчует меня какой-то травой от изжоги. — А нельзя ли сделать перерыв в употреблении этой травы? Не батарея, а отхо жее место на заводе медпрепаратов! Перерыв старшине устроили мы. Сговорились, и не под каким предлогом не покупали больше одеколон... Серьезная комиссия из высоких армейских чинов нагрянула в тот раз неожидан но. Обычно старшина во время проверок умудрялся куда-то исчезать, перепоручая все дела Ивлеву, а тут как-то не сумел вовремя улизнуть, замешкавшись в казарме, и волей-неволей вынужден был лично вести на обед батарею. А путь в столовую лежал мимо штаба. А вся комиссия вместе с командованием дивизиона почему-то уже долгое время пребывала не где-нибудь, а именно на штаб ном высоком крыльце. Наш героический старшина до того растерялся, что, выведя строй на дорогу, перепутал фамилию запевалы и вместо «курсант Турас» неистовым голосом заво пил: — Курсант Котурбаш! Запевай! Хитромудрый Грицко Турас сделал вид, что его хата с краю и он ничего не знает, а недоуменный Тарасик Котурбаш застенал: — Товарищ старшина, да вы что? Я и песен-то, кроме «Танечки», вовсе не знаю! — Был в свое время такой смешной фильм «Карнавальная ночь», и была там такая веселая песенка. Но обалдевший до основания старшина уже не соображал и не хотел сообра жать ничего. — А мне хоть «Манечку», туды-растуды! — вытаращил он глаза. — Быстро! Тарасик под ритмичное и гулкое шлепанье наших сапог тонюсеньким, едва слы шимым голоском, до неузнаваемости коверкая мотив, затянул:
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2