Сибирские огни, 2005, № 12

Сейчас предвечерье, так называемый личный час для солдат. Бегу в батарею из клуба, куда меня в очередной раз вызывал замполит, огибаю щ казарму, сворачивая по привычке к курилке, над которой дым висит коромыслом, и еще издали после очередного взрыва короткого, но смачного ржания слышу елей- о ный голосок всегда в общем-то серьезного Володи Бессонова: 2 — А вот и наш знаменитый художник явился, не запылился! д — Но если бы только художник,— хихикает Артур Щербаков,— а то еще и вели- ^ кий спортсмен! Я — А про героя почему позабыли? — выпучивая глаза, скалит зубы Николай К Легкодух.— Приветствуем вас, товарищ герой! ^ Это все относится ко мне, и хоть я от этого ерничества уже порядком устал, cjj держусь, не подаю вида, раскуриваю свою мизерненькую папиросочку-гвоздь «Ого- д нек» и с места в карьер перекидываюсь на Володю Бессонова: — Ты, Гаргантюа и Пантагрюэль вместе взятые! Скажи лучше, сколько сегодня в обед селедок слопал? 5Р Не все же, как я, сидят с Владимиром за одним столом и не все же, как я, знают -я его пристрастное откровение: «Для меня селедка - лучшая колбаса». ^ — Одиннадцать,— еще не сообразив, что к чему, ляпает простодушный Володя к и спохватывается только тогда, когда вся курилка в пятнадцать или двадцать курцов, fc не считая всегда присутствующих здесь любителей словесного общения из некуря- 2 щих, буквально валится от хохота на скамейки. О «Ага, пронесло!» — радуюсь я в очередной раз и, пока мои сослуживцы рего- о чут, вновь вспоминаю, как, что, почему и когда началось. ® Самой первой мне была пришита кличка, как лычка, — Спортсмен. >Я Или в конце ноября, или в начале декабря, точно уже не скажу, но еще по ран- jS ним сугробам, командованием были устроены в дивизионе лыжные гонки. Ну, гон- О ки так гонки. Бегу вместе со всеми, скольжу между елок да пихточек, постепенно обгоняю то одного, то другого. Это меня ничуточки не удивляет, потому что я в Я дивизионе единственный сибиряк и лыжи для меня так же привычны, как столовая ложка. Перед финишем замечаю, что все, кто там есть, в том числе и офицеры, под­ прыгивают на снегу, машут руками и что-то кричат. Подлетаю ближе и слышу: — Давай, давай, давай! Ты тянешь на третий разряд! А по мне хоть на третий, хоть на двадцать четвертый — без разницы, потому что на спортивную славу я отродясь не покушался, но выжимаюсь из последних силе­ нок и... удостаиваюсь похвалы самого главного арбитра: — Ура, солдат! Молодец! Так я, единственный из учебки, где есть такие виртуозы, что отжимаются на пере­ кладине раз по тридцать и полосу препятствий берут в два раза быстрее, чем я, попа­ даю на общедивизионную Доску почета, что висит в нашем клубе, под рубрикой «Наши разрядники», да еще и с фотографией во весь рост при лыжных палках и лыжах. Слава художника пришла немного позднее. Как-то командир батареи — учеб­ ной — майор Чернышев, выйдя перед строем из канцелярии, по привычке морщась и цыкая, видимо, постоянно ноющим зубом, поинтересовался: обладает ли кто-ни­ будь из нас сносным почерком. — Я! — сдуру, как всегда не подумав, вякнул ваш покорный слуга. — Идемте со мной! — приказал Чернышев и, усадив за приставной стол, заста­ вил меня переписывать какую-то ведомость. Так я, сам с первоначалу не заметив того, стал нештатным батарейным писцом. Однажды в канцелярию заглянул дивизионный замполит майор Оначенко, простец­ кий из простецких мужик, между прочим, тоже участник войны, посмотрел, как я выписываю витиеватые закорючки на куске ватмана своим вечным пером и ахнул, шлепнув себя ладонями по крылам галифе: — Ах, туды-т твою мать! Красота-то какая! — В техникуме половине группы подписывал чертежи,— польщенный, похвас­ тался я. — И поди рисовать тоже можешь? — не мог уняться майор. __Так точно! — опять меня дернул бес за язык.— С пятого класса оформлял пионеротрядские стенгазетки. А с восьмого по десятый был главным редактором общешкольной... __Ну, сынок! Ну, родной! — еще больше возликовал замполит.— Да ты для меня просто кладезь! И уже назавтра заставил меня творить какой-то большущий патриотический стенд. 161 11 заказ № 557