Сибирские огни, 2005, № 12
НИКОЛАЙ ВОЛОКИТИН ПУШКИ НА ВЗМОРЬЕ Подходят к пушке командир дивизиона и командир батареи. Капитан помалки вает, только мечет искры из глаз да водит по-тараканьи усами туда-сюда: вверх-вниз, влево-вправо. А подполковник преспокойно... поздравляет расчет... с успешной стрельбой. Потом устремляет взгляд на меня и доброжелательно говорит: — Молодец, солдатик! Для первого раза вовсе даже непложо. Оказывается, за стрельбу дивизиону поставлена оценка «четыре». Чуть позднее, уже в расположении части, я услышу от замполита майора Она- ченко, что перед началом стрельбы кто-то из офицеров, кажется, тот же Макеев, предлагал заменить меня обстрелянным старичком, как-никак работа заряжающего самая сложная и физически и морально, на что Воробьев ответил: — А если завтра война? Кем тогда вы будете своих неопытных солдат заменять? ОДАКУРИЛКЕ Совсем недавно, сидя за рюмашкой с внучатым племянником Максимом Теу- щаковым, только что благополучно, целым и невредимым вернувшимся из Чечни, я спросил: а какое место в подразделении было для Максима за время всей его неко роткой службы, как срочной, так потом и контрактной, самым желанным, самым, так сказать, дорогим. — Курилка,— не задумываясь, ответил Максим. Я даже крякнул от удовольствия и признался племяннику, чего никогда не делал до этого прежде времени, что одну из главок своих армейских записок решил «пер сонально» солдатской курилке и посвятить, на что тут же получил одобрение. Итак, начнем с оды. Именно ода, именно восторженная песнь, а не беспристра стное бытописание. Ибо курилка в армии — это не просто уголок для курения и временной передышки от нелегких ратных трудов. Это прежде всего место добро вольного и желанного сбора, место сердечного общения и душевного расслабле ния, оберегающих от всяких неврозов и стрессов, частица земного пространства для — хоть и недолгого, — но все-таки ухода от постоянной тоски по дому, по родным, по гражданской свободе. Это, если хотите, клуб острословов и шутников, артисти ческая площадка для живых умов, где под воздействием разухабистых баек и просто веселых неожиданных реплик даже самый удрученный неудачами и обидами чело век может воспрянуть духом и избавиться от душевного неуюта. Чего только не услышишь в курилке, чего не узнаешь! Тут даже характеры самых скрытных, самых молчаливых раскрываются как на зорьке цветы и находят сочувствие, если, конечно, солдатик добр, покладист и мудр. Но не приведи Господи кому-нибудь из таких мол чунов не понять невинной шутки друзей, взорваться, ответить на смех злою репли кой, тут уж так и останешься до самого конца службы объектом ехидного зубоскаль ства... Но это случается редко, ибо дурачки, как правило, курилку обходят... Минуло уже больше года со дня моего призыва. Многое изменилось за это время на грешной земле. Многое случилось и в нашей воинской части. И самое главное, самое серьезное из произошедшего — не стало с нами больше нашего любимца подполковника Воробьева, его с большим повышением перевели в другое подразделение за пределы поселка. Командует нами сейчас направленный из штаба дивизии молодой майор Мазур, высокий, тростниково-тонкий в фигуре, по-женски голосистый и чем-то удивительно смахивающий на старлея Макеева. Лето. Вторая его половина. Солнечно. Жарко. Это не то что затхлой сахалинской зимой, изнурявшей нас нездоровым воздействием: чуть порежешься или даже уко лешься, месяцами потом ранки гнили мокротною гнилью, расширяясь под кожей, отслаивая ее от подкожной клетчатки и не реагируя ни на какие лекарства. Теперь сам воздух врачует, стерильные дневные лучи. Зимой наша курилка находилась внутри помещения, в темноватой и душной комнате для сушки одежды, сейчас — на волюшке вольной обочь казармы. Казарма же приткнулась на уклоне горы, и со скамеек курилки, как на ладони, видно пол-Леонидова, особенно ближние деревянные домики, огороды. В домиках живут в основном корейцы, оставшиеся на острове после выдворения с него японцев, и когда бы не глянул в сторону домиков — ранним ли утром, в полуденное ли самое- самое пекло, ближе ли к сумеркам — увидишь одну и ту же картину: сидят на корточ ках между грядок низкорослые и щуплые корейские мужички и что-то все копаются то в голой земле, то в сочной зелени, все копаются и копаются. Уходят ли они вообще на обед? Отдыхают ли? Ни разу не видел. Зато чуть ли не в мае еще, на восходе, будучи дневальным, видел в руках у одного из них ядреные, розовенькие редиски.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2