Сибирские огни, 2005, № 12

НИКОЛАЙ ВОЛОКИТИН Ё&Ёй ПУШКИ НА ВЗМОРЬЕ спудно слегка поалело. В этой трепетной еще алости на самой грани воды замаячил пока что тусклый, расплывчатый огонек. Он стал расти, наливаться горячим соком, и вдруг в самом его центре из алой воды, как кончик детского язычка из полусомкну- тых губ, высунулся верхний краешек солнца. Оп-п! И засиял, заискрился, озаряя море непорочным, чистым до кристальности светом. Мне было ведомо, что солнце всходит всего минуты, но прошла, по-моему, целая вечность, прежде чем я дождался его полного всплытия из пучины, после чего прищурился, ослепленный. Уже набирал силу день, уже по палубе вовсю рыскали группки хмурых с похме­ лья призывников, когда я заметил, что гладкое, как зеркало, море начинает как бы дышать, подобно животу то вспучиваясь, то опадая. Иллюзия? Мираж? Фантазии воображения? Нет, море в самом деле странно и загадочно шевелилось. Воздух: сгустился, отяжелел, грудь закололо. И тут ударил первый порыв откуда-то налетевшего хлесткого ветра. По воде побежали ознобные полосы ряби, мгновенно сделав ее поверхность похожей по цвету на шершавый наждак. Появились лохматые, шевелящиеся, как шерсть на заг­ ривке разъяренной собаки, черные тучи, закрыли небо по всему горизонту, опустив это небо почти до мачт теплохода. Еще стрельнул ветер, еще. А через несколько часов все вокруг превратилось в общий клокочущий хаос. Море гремело, рычало, стонало. Оно швыряло на корабль тяжелые массы воды, превратив его палубу в частицу себя самого. Корабль качало, и вскоре качка начала изводить нас, людей в большинстве сухопутных, до полного изнеможения. При каж­ дом подъеме-опускании палубы все внутренности то обрывались куда-то к пупку, то подступали к самому горлу, вызывая невыносимые приступы тошноты, от которых некуда было деваться. Очень часто казалось, что твердь вообще ускользает из-под подошв, и тогда в невесомости хотелось малым ребенком заблажить на всю вселен­ ную: «Ма-а-а-ма!» Тут уж самые наиотъявленные любители повеселиться не смели и помыслить не только о выпивке, но и еде. Палуба опустела. Хлопчики беспомощно валялись по каютам, и даже непоседливый. Вася присмирел и, белый, как вата, охал, никуда не спеша. Мне опять стало душно и я, в очередной раз вывалившись из каюты и добрав­ шись до борта, ухватился за поручни. Показалось, что за бортом и не вода вовсе, а перемещающиеся с места на мес­ то, точнее движущиеся куда-то высокие холмы и глубокие пади. Только это были живые холмы и живые пади, состоящие из особой материи, способной к ежесекун­ дным изменениям и превращениям. Они шипели, пенились, покрываясь хлопьями накипи, щетинились на глазах вырастающими острыми гребнями, они то и дело сменяли друг друга. И тут я увидел в этом месиве медленно движущееся нам на­ встречу крохотное суденышко с выпуклыми, как у кадушки, боками, с тонкой и длинной трубой. Суденышко то и дело или взлетало на очередную хребтину волны или ухало в яму, при этом еще и мотаясь ванькой-встанькой с борта на борт. У меня замерло сердце. Сейчас перевернется, утонет! Но суденышко благополучно разми­ нулось с нашим «Ильичом» и пошло себе дальше. Шторм продолжался целые сутки. Потом ветер угомонился. Угомонилось по­ степенно и море. Даже ставшие отлогими, гладкими волны постепенно исчезли. А наш тяжелый, мощный корабль еще почти день после этого не мог успокоиться: по инерции все качался и качался, то грузно опуская тяжелый нос в глубину, то задирал его кверху. Так, наверно, бывает и с душой человека. Произойдет в жизни сильное событие, да и минет себе. А душа еще долго после этого держит память о нем. КОРОЛЕВАЖИВОТА Я хорошо представляю, что такое десять тысяч солдат. Я их ясно вижу перед собою. Однажды старшина повел наш временный взвод - это было в нашем первом лагере не Второй речке - на склон подступающей к лагерю сопки собирать сухие дубовые листья для набивки матрацев. Мы поднялись к опушке рощи и глянули вниз, в долину, где среди массы палаток, каких-то строений, походных кухонь, передвиж­ ных брезентовых прожарок одежды копошился людской муравейник. Один строй, гремя алюминиевыми ложками-кружками, топал в столовую, дру­ гой — из столовой, третий — в баню, четвертый — из бани... Кто-то в длинных шеренгах, внимая начальству, стоял по стойке смирно на гулком плацу, кто-то россы­