Сибирские огни, 2005, № 12

ширмой «подарков». «Мой друг, мой сочувственник...» — подумал он. Сам Ради­ щев считал взятки наихудшим проявлением корыстолюбия, гнуснейшим воплоще­ нием лихоимства. А каким языком — живым и свежим, исполненным искренности и доброты к крестьянам, — написан воеводский ордер! «И вами теми подарками илимской канцелярии всех штатных чинов, в коем числе и я, отнюдь не марать и не заражать. И будьте ж безсумнительны: в делах и нуждах и в прозьбах ваших, всем и каждому всякое удовольствие и защищение, поколь я здесь продолжусь, получать будите. Как я жизнь свою, с прибытия моего сюда, провождаю (о делах моих вам известно), так ее и закончить хощу». Как отличался этот слог от тяжеловесных, с длинными периодами рассуждений в сенатских указах! Радищев написал экстракт и проект указа, в котором одобрялась деятельность Черемисинова по искоренению взяток, заведению в волостях шнуровых книг, удосто­ веряющих законность денежных сборов, и ставилась в пример для всех губерний... Императрица вальяжно сидела за столиком, старалась отогнать веером сонли­ вость. Вяземский утомил ее докладами о сенатских указах, на которых она ставила роспись: «Быть по сему». Последним был указ о примерных действиях илимского воеводы Черемисино­ ва; губерниям и уездам рекомендовалось воспользоваться ими. — Это новый воевода, — пояснил Вяземский. — Направлен вместо прежнего, отличавшегося шумством, — он виновато улыбнулся. — Я помню, князь,— заметила императрица и попросила воеводский ордер, стала с ним знакомиться. Чем дольше она читала, тем сильнее опускались уголки ее губ. Черемисинов печется о крестьянах и просит одобрить свои действия. Это пока­ залось странным царице, привыкшей читать челобитные родовитых дворян, просив­ ших для блага своих или жениных родственников. Тут совсем другое... Становилось как-то неловко оттого, что воевода запретил в уезде всякие подар­ ки. В этом Екатерина чувствовала укор собственной персоне: выступив в начале царствования против язвы лихоимства, она сама не чуралась подарков, и даже перед заседанием Уложенной комиссии приняла шесть буренных лисиц от якутского княз- ца Софрона Сыранова. Еще больше ее покоробило обращение воеводы к крестьянам, этим ревизским душам, а не людям, в полном смысле слова. Отправь такого капитана против Пугаче­ ва, и он, не задумываясь, перейдет к мятежникам. Через ордер Черемисинова она услышала крестьянские жалобы, от которых отгородила себя указом 1765 года, запрещающим простым людям (под угрозой на­ казания плетьми и ссылки в Нерчинск) подавать челобитные в руки ее императорс­ кого величества. Почему императрица должна нянчиться и миловаться с простолю- дьем? Управление государством держится на иерархии, на подчинении каждого сво­ ему начальнику, кроме самой царицы, над которой главенствует Бог и закон. Из сего следует, что дела илимского воеводы должны быть в ведении генерал- губернатора, а не Правительствующего Сената и царицы. — А есть ли представление губернатора Бриля?— укоризненно взглянула Ека­ терина на Вяземского. — Нет, ваше величество, — Вяземский сменился в лице, — но губернатор отме­ чал его старание в сборе недоимок... — Действия Черемисинова могут быть весьма полезны, но нельзя обходить генерал-губернатора. — Слушаюсь, ваше величество. Прослышав о том, что Черемисинов возвращается, Шестаков приказал казаку Бутакову сбросить снег с крыши приказной избы. Казак взобрался на крышу и стал орудовать деревянной лопатой; шу-ух-ух! — проносился снег мимо окон. По этому случаю подьячие вышли на свежий воздух, перебрасывались шутками. — Эй, Иван! Шмякнешься— баба с горя умрет! — кричат казаку, прилепивше­ муся к крыше. — Без мужика-то как ей жить? g 9 * * * ВАСИЛИЙ СТРАДЫМОВ ЧЕРЕМИСИН КЛЮЧ