Сибирские огни, 2005, № 10
ЛЕВ ТРУТНЕВ МОЛОДО-ЗЕЛЕНО * * * Долгих три часа болтался я в кузове грузовика, трясущегося на разбитом за весну грунтовомшоссе, пока вдали не показался город. Вначале дымящимися спич ками зачернели на горизонте заводские трубы, потом стали подниматься над придо рожными посадками этажи кирпичных зданий, и тут же засерели плотные дворы частной застройки. Непривычно, робковато— другой мир, другая жизнь... Ремесленные улицы я нашел без помех, прошагав с полчаса от базара, на кото рый и ехали шофер с экспедитором, почти в одном направлении. И нужный дом отыскал по адресу на давнем, еще довоенном письме. По словам матушки и деда жил в нем Петр Мамрин, за которым была замужем родная сестра моей бабушки Елены — Ульяна. Умерла она еще в войну, не пережив потери двух сыновей. А баба ушла из жизни молодой, когда и меня не было, после аборта, сделанного повитухой. Петр Мамрин вернулся с фронта кдому, заколоченному досками: ни жены, ни сыновей... Высокий глухой забор, высокие ворота, тяжелая калитка на запоре. Потоптав шись возле нее внерешительности, япринялся постукиватьщеколдой. Сначалапоти хоньку, потомрешительнее. Где-то в глубине двора густо залаяла собака. Послышал ся недовольный женский голос: — Там же звонок, чего стучите?!. Я поднял взгляд и заметил на стояке кнопку. Пришлось укорять себя за оплош ность, улавливая шарканье торопливых шагов. — Кто там?— раздался с той стороны калитки тот же высокийженский голос с хрипотцой. Я сбивчиво стал объяснять, кто да зачем... — А Петра еще на работе. Мы оба замолчали: я в непонятной растерянности, а хозяйка— вероятно это была она, о ней говорил дед— колеблясь. — А когда он придет?— Все же не хотелось мне с дороги, в которой растрясло до потрохов, бродить по незнакомым улицам города. Брякнул запор, калитка откачнулась, и я увидел маленькую, суховатую пожи лую женщину с худым сморщенным лицом. Она окинула меня глубоким взглядом из-под прищуренных век. — Ну заходи, кольродня... Высокое крыльцо, застекленная веранда, просторная прихожая с большими окнами во двор, затемненные тяжелыми портьерами комнаты. Даже мне, не опыт ному, ясно было, что в этом доме есть достаток. Тетка, показавшаяся вначале неприветливой, высокомерной, смягчилась, ра зузнав обо всем подробнее, и мы наладились пить чай, приглядываясь и прислуши ваясь друг кдругу, Пока то да се, пришел на обед хозяин— Петр Нилыч: еще осанисто статный, с полным ртом золотых зубов, в приличном костюме. — Как же, помню: и Анютку — племянницу, и отца твоего Емельяна, золотой мужик был, — начал Петр Нилыч, узнав кто я. — А как там мой свояк Данилка здравствует?.. — И потянулся у нас неторопливый разговор за едой: за горячими щами, мясной кашей, сладостями — на красивых тарелках, тяжелыми, в серебре, ложками-вилками... Такого я даже у Павла Евгеньевича не видел, и вообще нигде. К каждому блюду ПетрНилыч наливал себе небольшую хрустальнуюрюмку водки из резного графинчика, и в один мах выплескивал вширокий рот. Он и мне предложил выпить за встречу, но я отказался— не манили меня ни вкус алкоголя, ни состояние опьянения, пусть даже легкого... — А дом мой цел?— все щурил небольшие весело-ласковые глазаПетр Нилыч, и сразу опередил меня в вопросе. — Его под магазин забрали втридцать первом... Магазин в нашей деревне был самым красивым из всех построек: высокий, рубленый из добротной сосны, под железной крышей с маковками, фигурными водостоками, парадным крыльцом, резными наличниками на окнах и по карнизу... 90
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2