Сибирские огни, 2005, № 10

Четыре месяца я прожил в нем, и что-то зацепилось за душу, отпечаталось в памяти, а что-то хотелось забыть. Но увы! Забыть ненужное не дано — точит оно нас, точит тайно, исподволь, неотвратимо... По улице Озерной пошелятише, приглядываяськдомам. Мне не хотелось встре­ тить кого-нибудь из знакомых, вновь и вновь объяснять свое исключение из школы: эти объяснения опостылели больше, чем самслучай. Иное дело— Виктор Грохотов, мимо его дома я не мог пройти ни по совести, ни по уму. Он тоже с какой-то бедой встретился, а в череде колхозных работ у меня не нашлось времени навестить при­ ятеля... Домик Виктора все так же темнел старыми бревенчатыми стенами, посунув­ шись немного вбок. Снекоторой дрожью открыл якалитку, постучал вдвери. — Заходите, не заперто! — донесся знакомый голос. Идальше мыуже разглядывали друг друга. Виктор похудел, осунулся, но был весел. Никакого увечья яу него не заметил. Ипошло: какда что? Я ему про свое— он про свое: — Приехал я тогда на станцию Алачинск попуткой, купил билет до города на проходящий поезд и решил походить по привокзалью, поглядеть— время в запасе было. Смеркаться начало, не найдя туалета, я пошел за склады. Слышу— женский крик о помощи. Проскочил мимо строений— атамтрое девчонку лапают. Толи они изнасиловать ее хотели, то ли просто ограбить. Я туда — первого сразу срезал в нокдаун, второго через себя кинул и пинка хорошего добавил, атретий бежать. Дев­ чонка, совсем еще молодая, лет семнадцати, одежду поправила итоже ходу. Яза ней, кричу: постой, постой... Куда там— за угол и скрылась... Мы сидели в комнате, за столом, пили чай, поданный тетей Риммой, заметно постаревшей, но по-прежнему тихой идоброй. — Сел я в вагон и вижу, те трое заявляются: один лет сорока, другие — чуть помоложе. Морды жуликоватые. Сразу ко мне: выйдем, мол, втамбур, поговорим. Понять не сложно— реваншбрать собрались. Кактут трусить? После уважать себя перестанешь. Вышел с ними. Колеса постукивают, шум— ничего не слышно, что говорят. Двое сразу на меня, а третий стал открывать вагонные двери. Я одного двумя хуками кинул на пол, а второй уцепился за мою одежду и тянет к открытой двери. Третий помогать. Поскользнулся яна железной рифленке и полетел наружу, но этого, второго, не выпустил. Очнулся впалате: мне пальцыналевой ноге отхвати­ ло, атому, что вместе со мной выпал, по голове чем-то досталось— череп разлетел­ ся... — Виктор задумался, глянул вокно. — Потаскали, подопрашивали, как из боль­ ницывыписали, но разобрались. Вот и вся моя военная карьера. Много раз думал: правильно ли сделал, что полез в заступку? Иутвердился— правильно! Иначе я не мог, не тот у меня стержень, чтобы всторонке стоять, когда человека насилуют... Мне живо все представлялось, ияпримерял этот случай ксебе: смог бытакили нет? Итерялся, не находилтвердого ответа. Видимо, тот стержень, о котором говорил Виктор, еще во мне.не устоялся. Во всяком случае, в душе я одобрил поступок Виктора, и тайно возгордился, что знаком с таким человеком. — Хожу без хромоты. Косени буду впедагогический поступать и скорее всего на заочное отделение— мамулю одну не брошу... После чая мы пошли всарайку. — Тренируешься?— Виктор глядел пытливо. — Вроде выше стал, позагорел лицом. — Перчатки не забываю, да работы много было, уставал. — Не бросай их. После вернешь— память мне об отце, и качайся— руки для боксера все. — Особенно качатьсянегде и некогда. А рукам работы хватает. — Работа— работой. Но найди каких-нибудьжелезяк надва-три пуда, нацепляй ктому же лому и жми до упора каждой день... Мыеще поговорили, поделились планами, и Виктор посоветовал: — Иди надорогу, на выезд. Если попутки будут, то с утра. — Яхотел кПавлуЕвгеньевичу зайти. — А их, по-моему, нету. Они куда-то вдеревню уехали отдыхать... ЛЕВ ТРУТНЕВ -jm ji. МОЛОДО-ЗЕЛЕНО