Сибирские огни, 2005, № 10

ЛЕВ ТРУТНЕВ МОЛОДО-ЗЕЛЕНО Мыпосле того дня и не видели нашего полевода. Уехал следователь и Красова увез, и пошли слухи, что тюрьма нависла над ним. Что удалось выяснить лысому очкарику — никак не просочилось к деревенским знатокам. Каждый, кто был у следователя, помалкивали про то, о чем их пытали, получив наказ держать язык за зубами. Не разговоришься в таком разе — не то время: петля закона у каждого за спиной... Но все же одна думка, похожая на зацепку, появилась у меня с Пашей. Мишка Кособоков рассказал, что тогда он подъехал на бричке кзернохранили­ щу за семенами, и едва притулил быков к загородке, как дунул проливной дождь. Бросив быков обмываться, Мишка сунулся всумрачную прохладу зернохранилища, а там Иванчик Полунин с Грунькой Худаевой обнимаются на ворохе пшеницы, и если бы не хлопнула дверь, они бы и не обратили внимания на возчика. Вскочил Иванчик и кМишке: — Иди, сказал, домой, вдождь сеять не будут, ая быков сам на ферму отведу. — И подталкивать Мишку к дверям, хотя на улице дождик полосовал во всю. Но он заведующий фермой, как перечить... Согнулся Мишка вдугу и бежать кдому... Сразу вспомнилось, как Хлыст упал в крапиву после удара в ухо, как кричал угрозу... — Обиженные спаровались, — согласился с моими предположениями Паша. — Что Грунька, что Хлыст — одного поля ягода, с гнильцой. Они и придумали позычить зерно: идождь, и ночь, и бричка под руками, — продекламировал он, сам того не понимая. Но не пойман— не вор. Гдедоказательства?Однидогадки. Проявилкнимнекото­ рый интерес лишь Ван Ваныч, когдамыкнему нагрянули, хотя сказал то же самое. 4 Дни пролетали солнечные, жаркие, безветренные, вугаре лихорадочной спеш­ ки, с потом, пылью, надоедливым гнусом... Тяжелые, долгие они накладывались друг на друга с одной и той же усталостью, одними и теми же чувствами. На стане лишь хватало сил смыть с лица слой пыли, делающего нас похожими на обезъян, да на то, чтобы донести до рта ложку с кашей. А если проявлялись дни с пестротой облаков на выцветшем небе, с менее выматывающим жаром, то мы с дрожью во всем теле доставали из колодца ведро с водой и, поливая из него друг на друга, обмывались по пояс, цепенея от холодного ошпара. И тогда спокойнее спалось в ночной духоте: без тревожного метания, невнятных вскриков и зубовного скрежета. В отлете этих нанизанных нанаши мучениядней истаялмай, засветилсяпередых от посевной: выметали главное — пшеницу, а всякие там овсы— дело второе. На Троицу— на непризнанный властями, но всегда почитаемый внароде святой праз­ дник, — дали нам на обмыв тела и душевного успокоения два дня. Исхлестали мы с Пашей в бане по венику, пропарились до каждой жилки и косточки. Даже дед покрякивал одобрительно, моя себе голову на лавке, когда мы лили из ковша на каменку. И словно выгналось из меня нечтотяжелое, ошершавлен- ное, злое — то, что жило во всех клеточках тела, захлестывало дух. Легче легкого, вылетной бабочкой почувствовал я себя, осветлел мыслями, отмяк сердцем, а тут Паша заласкал слух интригующими словами: — Девуни-то наши яйца будут варить, венки заплетать. Вот быугадать где... В ночь перед Троицей у кого-нибудь в избе собирались на ворожбу девчата— «на девичьи ссыпчины» и за неимением иных лакомств варили в чугунке куриные яйца, в складчину, кто сколько выпросит дома или возьмет тайком, чтоб было неза­ метно. Сваренные яйца катали среди венков на травяной поляне, загадывали судьбу — «крестили кукушку, венчали березку». А днем визбах ставили по углам срублен­ ные влесу молодые деревца. Вряд ли ктотогдадоподлинно могтолковать значение и правильность исполнения тех обрядов, но держалась еще вера во многих семьяк, в людях, хотя властьи не одобряла, охаивала, отрицалате традиции. Ибольший интерес к этим «зеленым святкам» имела молодежь — улыбалось заделье еще раз перед летней страдой поиграть, похороводиться, опахнуться духом таинства прошлых ве­ ков, ощутить себя как бы во временном сдвиге... 84